– Здравия желаю, товарищ майор, разрешите войти? – И засмеялся, словно сморозил что-то чертовски остроумное. Мужчина с такими же погонами сидел за столом и размашисто писал в потрепанном гроссбухе. На столе стоял компьютер, но пользоваться его услугами мужчина с погонами почему-то не хотел. Он опустил очки на нос и выжидающе уставился на посетителя. А тот без стеснения прошел в кабинет и развалился на стуле. Хозяин кабинета потянул носом, поджал губы.

– Курвуазье, 14 лет выдержки, – похвастался посетитель. В принципе он был приличным человеком, занимал должность в штабе бригады, достойно воевал, отзывался на имя майора Хомутова Глеба Ивановича, но имел тщательно скрываемую пагубную страстишку – любил в свободное от службы время перекинуться на деньги в карты.

– Поздравляю, Глебушка, растешь. – Начальник склада майор Крикун отложил «перо» и небрежным жестом протянул руку – словно царь для поцелуя. Хомутов оскалился и пожал ее. – Ты бы лучше долг отдал, чем коньяк кушать в свободное время. Ума не приложу, какого хрена я тебе занял. Знал ведь, что не отдашь. Пользуешься ты, Глебушка, моим дружеским расположением, ох, пользуешься… Только не говори, что опять занять пришел.

– Кстати, насчет долга, Димон, – хохотнул гость, вынул из кармана бумажный сверток и небрежно бросил на стол. – Забирай, тут все до копеечки.

Майор Крикун весьма удивился, развернул сверток и озадаченно уставился на пачку наличности – там были гривны, российские рубли и даже пара банкнот с изображением Бенджамина Франклина. Бегло перелистал – примерно сходилось.

– Ничего себе, – присвистнул он. – Молодец, Глебушка, хвалю, уважаю, не ожидал. Случилось что? Ограбил кого или клад нашел?

– Зарплату получил, – хохотнул майор. – Я же давал тебе слово офицера, а ты не поверил. Ладно. – Хомутов хлопнул ладонями по коленям. – Дальше поеду. А ты все по старинке? – хихикнул он, кивнув на потрепанный гроссбух.

– Привычка, не люблю эту технику, – объяснил Крикун. – А надо будет, помощник перепечатает.

– Ну, бывай, дружище. – Хомутов повторно протянул руку, поднялся. Но тут что-то вспомнил. – Да, чуть не забыл… Слушай, майор, у меня же поручение от Порохова. Он лично просил хорошее шампанское, коньячок, конфеты – пару коробок… Ну, и все, наверное.

– У комбрига день рождения? – удивился Крикун. – Или любовницу завел?

– Какую любовницу? Жену с ребенком встречать поедет… Вот черт. – Хомутов стушевался. – Он же просил никому об этом не говорить, опасается наш комбриг чего-то, это его дела… Ладно, дружище, тебе можно. Жена и дочь к нему приезжают из Воронежа завтра. В три часа ночи поедет лично встречать на погранпост «Вишняки». Просил никому ни слова. Так что ты могила, уяснил? Так есть конфеты с вином? Давай, майор, тащи припасы. Я знаю, у тебя есть. Не самогон же комбригу на стол ставить. Он жену и дочь уже полгода не видел, как после ранения в Донбасс вернулся.

– Командиру – да не дать? – заулыбался Крикун. – Да для нашего комбрига я даже устриц в ананасе достану. Посиди минуту. – Крикун удалился в соседнюю комнату, через минуту вернулся с хрустящим, доверху набитым пакетом, передал майору. У пакета была приятная тяжесть, и в нем что-то мелодично позвякивало. – Держи, майор, скажи, пусть не беспокоится насчет отдачи, не надо ничего. Устриц, конечно, нет, но ананас в нагрузку положил. Не жалко для батяни.

Офицеры обменялись рукопожатием, Хомутов напоследок овеял кабинет коньячным амбре и удалился. Крикун в оцепенении стоял перед столом, потом повертел пачку с возвращенным долгом, бросил ее в верхний ящик стола. Мысли кишели в голове, как черви после дождя. Его лицо то озарялось вдохновением, то погружалось в тень. Он неуверенно опустился на свое рабочее место, взял ручку, придвинул к себе гроссбух. Но писать начал не сразу, мысли витали где-то далеко…

Американцы с мрачными лицами играли в покер. Небритые, с сальными волосами, давно забывшие, что такое душ. Они перестали следить за собой, носили несвежую одежду, становились раздраженными и нелюдимыми. Вадим Паскевич – такой же небритый и раздраженный – несколько раундов сидел на прикупе, потом надоело, ушел в дальний угол избы, развалился на оттоманке, скрестив руки. Два дня они страдали бездельем в депрессивной деревне Марьинка посреди Савеловского бора. После побега с улицы Кожевникова во дворах их ждала машина с шофером. Парень был незнакомый, уверял, что его прислал Крикун. Сомневаться в этом не пристало, но Паскевич решил не рисковать. В лояльности Крикуна он не сомневался, но этот тип уже ходил по грани, его могли вычислить. Парня высадили из машины, пригрозив оружием, загрузились и поехали. Хардинг потребовал объяснений – получил их, обдумал и важно заявил, что, возможно, Вадим прав. У Паскевича тоже имелись надежные и проверенные люди. В окрестностях Савеловского бора окопался недавно сформированный диверсионный отряд, и в самой деревне были люди, которым он доверял. Крикуну он позвонил лишь однажды, успокоил агента, что все в порядке, но таковы инструкции, полученные от «киевского дядьки» – мол, негоже хранить все яйца в одной корзине. Плана по устранению Порохова у Крикуна не было (в отличие от предыдущих заданий), поэтому не было смысла находиться с ним в постоянном контакте. За прошедшие два дня Паскевич уже смирился с мыслью, что до Порохова не добраться. Но это не конец света. Группа цела, готова к выполнению других заданий. Возможно, в контакте с диверсантами.

Он уже дремал, когда тренькнул телефон. На связи был не кто иной, как полковник Масловский. Беспокойно шевельнулось сердце. Наемники прекратили игру и выжидающе уставились на Вадима. Разговаривать в их присутствии он не хотел. Демонстративно сгреб телефон и вышел в сени.

– Вы в безопасности? – спросил полковник.

– Да, Павел Константинович.

– Занятная информация. Несколько минут назад со мной связался наш друг… надеюсь, вы понимаете, о ком я.

– Кладовщик, – предположил Паскевич.

– Да. У него интересные новости.

Несколько минут полковник транслировал полученную от Крикуна информацию. Паскевич лихорадочно ее переваривал. Подстава?

– Какой у него был голос, Павел Константинович?

– Нормальный. Немного возбужденный. Разговор записан. Его изучили психологи. Вердикт однозначный – говорил не под давлением. Случайно получил информацию. Не думаю, что с «кладовщиком» играют. Не могли его так быстро вычислить. Мозиляк ведь на свободе?

– На свободе. Я тоже так думаю. Скорее всего, информация подлинная. Клиент давно не видел свою семью. Сам приехать не может – семья едет к нему, тем более под охраной. У людей такое случается. И ничего удивительного, что клиент хочет сам их встретить. И незачем ехать через тридевять земель, все рядом. Даете добро на операцию?

– Действуйте, Вадим. Для нас это дело чести и серьезная проверка на зрелость. Нам нужны эти контракты. Во-первых, это деньги, во-вторых…

– Я знаю, Павел Константинович. Мы последний форпост западного мира перед озверевшими восточными ордами.