– Не юродствуйте, Вадим, – усмехнулся полковник. – Хорошо подготовьте и не провалите задание. Действуйте в контакте с Бережинским. Вам предстоит удовольствие скоро с ним встретиться. Сразу после акции – отход на Донетчину. Если будет возможность, убрать Крикуна и Мозиляка с дочерью. Не будет возможности – поручите диверсантам.

Переспрашивать не имело смысла, голос собеседника звучал четко и понятно. В рекомендации имелся свой резон. Если что-то не нужно, это надо убрать. Масловский отключился. Паскевич вернулся в избу. Наемники исподлобья его разглядывали.

«Надеюсь, они не получили такой же приказ, – подумал Вадим. – Устранить меня по завершении «командировки».

Он смотрел на этих людей, с которыми по идее уже должен был сродниться. Но кроме раздражения, они ничего не вызывали. Ничего, он умел прятать свои чувства.

– Это был Масловский, – проницательно заметил Хардинг. – Выкладывайте, Вадим.

Они слушали молча, с хмурыми лицами. Собственно, американцам было все равно, кого и где устранять. Их продали за кругленькую сумму, и из этой суммы они получат кругленький процент. Впрочем, допустимы бонусы – за работу вовремя и без ошибок.

– Мы поняли, Вадим, – кивнул Хардинг. – Нужно провести разведку на местности.

– Это не очень хорошая мысль, мистер Хардинг, – учтиво отозвался Паскевич. – Это далеко. Нас ищут. Мы можем передвигаться только в темное время суток. Предлагаю прибыть на место пораньше и провести рекогносцировку за несколько часов до акции.

Раздался стук в дверь. Решительный, но условный. Американцы вздрогнули. Паскевич сделал предупредительный жест – все под контролем. В хату, пригнувшись, вошел рослый мужчина. Он был одет в какой-то полувоенный френч, носил обычные кирзовые сапоги, собранные в гармошку. Головной убор с козырьком напоминал шапку времен Второй мировой войны, которые носили немцы и их прислужники. В мозолистых руках хорошо смотрелся бы «Шмайсер», но и советский АКС выглядел уместно. У мужчины было широкое мясистое лицо. Свинцовую щетину «удачно» дополнял глубокий шрам на правой щеке, благодаря которому правый глаз находился не в своей плоскости. Масловский был прав – удовольствие было то еще. Обитатели хаты и посетитель с недоверием разглядывали друг друга. Потом мужчина помялся и сдержанно кивнул.

– Спешу представить, господа, борца за свободу и независимость Украины, – не без пафоса начал Паскевич. – Командир отряда «Тени» Антон Бережинский. Его люди будут сопровождать нас до погранпоста «Вишняки», а по завершении акции переправят в соседнюю область. Проходите, господин Бережинский, думаю, нам есть что поведать друг другу…

– Держите. – Капитан Комаров, командир спецгруппы с российской стороны, протянул Никите несколько пластинок, похожих на слегка утолщенные сим-карты. – Это маяки, раздайте своим людям, и мы отличим вас в темноте от наемников. БТР мы замаскируем, он стоит на нашей стороне. Вся информация будет немедленно передаваться по рации.

– Спасибо, капитан, – поблагодарил Турченко. – Постарайтесь держаться подальше, чтобы не спугнуть террористов. Прикажите своим людям, чтобы не болтались по границе.

Темнота уже сгустилась, вокруг поста все было спокойно. Стих ветерок, и лес на северной возвышенности замер в тревожном ожидании. Прошла последняя машина, разъехался дневной персонал, и пост закрылся. Охрана погранпоста была небольшая, серьезных происшествий в связи с близостью российской воинской части здесь давно не отмечали. Никаких шатаний не наблюдалось, люди были предупреждены. В крохотной деревушке на севере от поста тоже все было спокойно. Ту часть территории контролировали российские пограничники, хотя находилась она на украинской стороне. Сема Гончар перед закатом в шутку предложил перекопать пограничные столбы – перенести на запад от деревни – дескать, по уверениям пограничников, бабки в деревне гонят знатную горилку.

– А столбы перенесем – будут гнать самогон, – хохотнул Копылов. – А что, всего на сто метров перенести, никто не заметит.

– Я бы сразу в окрестности Кракова перенес, чтобы не возиться, – проворчал Терновский, чем вызвал бурное веселье как с той, так и с другой стороны.

Но вот уже несколько часов после этого в округе царило безмолвие. Маленькая стрелка на циферблате подползала к цифре «одиннадцать». Временами рельеф местности совершал плавные изменения – отдельно взятые бугорки переползали с места на место и снова замирали. В темноте их невозможно было отличить от настоящих бугорков. Лебеденко коротал время в лощине у лесополосы, недоумевая, что он тут делает, – ведь ясно, что из этого разреженного околка никто стрелять не будет.

– Ясно, да не совсем, – ворчал Турченко, залегший на центральном направлении. – Лежи и не возникай. Только не спи, Юра.

Где-то слева колыхался Копылов – сместился с пустыря подальше в лощину, пропал из вида.

– Я здесь, командир, – сообщил он по рации. – Полтораста метров от тебя, на восемь часов. Заползи за куст, ты слишком вызывающ.

Где-то справа обустраивался у подножия холма Терновский, докладывал, что все спокойно, жить можно.

– Семен, у тебя без происшествий? – шептал в микрофон Турченко, пытаясь высмотреть на вершине холма что-нибудь нехарактерное для местности.

– Я на месте, – доложил Семен. – Сосны шумят надо мной, гора уступами, темно, торжественно… – и забубнил утробно: – В черном-пречерном лесу, на черной-пречерной горе…

– Капитан, мы вас видим, – вышел на связь капитан Комаров. – Больше никого не видим, нет здесь никого…

– Хорошо, спасибо, – отозвался Турченко. – Продолжайте наблюдать, это очень важно, мы не знаем, с какой стороны они придут. Надеюсь, не с российской. Ящик коньяка с меня, когда все закончится.

Время неумолимо шло, отмеряя секунды, минуты. В окружающем пространстве ничего не менялось. Каждые пять минут Комаров докладывал о неизменности обстановки. Ночь вступала в свои права, понижалась температура. С севера приближалась неприятная на вид махровая туча – вроде бы не дождливая, но такая, что при взгляде на нее по телу ползли мурашки.

«Это туман из Стивена Кинга, – шевельнулась неприятная мысль. – Та самая мистическая мгла, из которой вылезают щупальца и пальцы».

Тело затекло, он раздвинул ноги, чтобы принять приемлемую позу. Затвор автомата неприятно холодил ладонь. Под прибором ночного видения, похожего на маску для ныряльщиков, вспотело лицо. Окружающее пространство было размазано, как пластилин по асфальту, складывалось из темно-синего и зеленого мерцания. В начале первого зашуршал эфир в ухе, раздался приглушенный голос полковника Порохова:

– Никита, докладывай, где противник?

Маленькая колонна из двух микроавтобусов, на которой полковник якобы будет встречать семью, находилась в лесу тремя километрами южнее. Комбрига охраняли пять спецназовцев не самого астеничного сложения. Подчиненные упрашивали полковника остаться в штабе, но он никого не хотел слушать.

– Работайте, друзья мои, работайте. А если плохо сработаете, то ваш «слуга царю, отец солдатам» полезет под пули снайперов.