После чего выдавил драгоценное зелье на пол галереи.

– Какого дьявола! – взорвался Крэш. – Верни сейчас же!

– Разве ты не слышал? Я Иисус. Мне надлежит спасти тебя, – заявил Шэй.

– Я не хочу, чтобы меня спасали! – завопил Крэш. – Хочу назад свои погремушки!

– Иди и забери, – сказал Шэй, просунув под дверь гильзу, которая оказалась прямо на площадке. – Эй, офицер! – позвал он. – Идите посмотрите, что придумал Крэш.

Вошли надзиратели, чтобы конфисковать наркотик и выписать Крэшу направление в карцер. Тот шарахнул кулаком по металлической двери:

– Клянусь, Борн, когда ты меньше всего будешь этого ожидать…

Его прервал голос начальника тюрьмы Койна, долетевший из внутреннего двора.

– Я только что приобрел чертову каталку для перевозки трупов! – прокричал Койн, переговариваясь с кем-то, кого мы не видели. – Что с ней делать дальше?

И когда он замолчал, мы все кое-что заметили – или отсутствие кое-чего. Непрекращающиеся стук молотков и звон пил, раздававшиеся в течение нескольких месяцев, пока тюрьма сооружала камеру для казни Шэя, вдруг смолкли. Мы слышали лишь полную блаженную тишину.

– …ты подохнешь, – закончил свою мысль Крэш.

Однако мы усомнились, что это окажется правдой.

В Хелдретче, штат Мичиган, преподобный Арбогат Джастус читал проповеди для автомобилистов. Воскресным утром они прибывали в церковь Бога во Христе на машинах и получали голубые флаеры с соответствующими дневной службе отрывками из Писания и советом настроить приемники на AM 1620, чтобы лучше слышать его преподобие, когда он встанет за кафедру, которая прежде была барной стойкой в автокинотеатре. Я мог бы посмеяться над этим, но его приход насчитывал шестьсот человек. Это убедило меня, что в мире есть немало людей, пожелавших оставлять листки с молитвенными просьбами под стеклоочистителями и получать причастие из рук служек на роликовых коньках.

Полагаю, ему не потребовалось больших усилий для перехода от большого экрана к маленькому, и поэтому преподобный Джастус также вел духовный кабельный телеканал под названием SOS («спасите наши души»). Я несколько раз попадал на него, переключая каналы. Меня это пленяло, так же как пленяла «Неделя акул» на канале «Дискавери». Мне было интересно узнавать новое, но с безопасного расстояния. На телевидении Джастус пользовался подводкой для глаз и носил костюмы в цветовом диапазоне леденцов на палочке. Когда наступало время петь гимны, его жена играла на аккордеоне. Все это казалось пародией на веру в моем представлении – тихую, умиротворяющую, без излишней пышности и театральности, – поэтому я всегда в конечном счете переключал этот канал.

Однажды, когда я поехал навестить Шэя, мой автомобиль застрял в потоке других недалеко от тюрьмы. От машины к машине пробирались люди с сияющими обветренными лицами жителей Среднего Запада. На них были зеленые футболки с названием церкви Джастуса на спине, выведенным поверх поблекшего изображения кабриолета «шевроле-кабриолета» пятьдесят седьмого года.

Ко мне подошла девушка, и я опустил стекло.

– Господь вас благослови! – С этими словами она протянула мне желтую бумажку.

На листке был изображен Иисус с дружественно поднятыми руками, парящий в овале зеркала заднего вида. Надпись гласила: «Предметы в зеркале ближе, чем вам кажется». А ниже: «Шэй Борн – волк в овечьей шкуре? Не дайте лжепророку ввести вас в заблуждение!»

Наконец вереница авто с пыхтеньем поползла вперед, и я свернул на парковку. Пришлось поставить машину на траву – все места вокруг были заняты. Толпы, ожидающие Шэя, и пресса, освещающая его историю, не рассеялись.

Однако, подойдя к зданию, я понял, что в тот момент внимание большинства было привлечено не к Шэю, а к мужчине в костюме-тройке цвета лайма с пасторским воротничком. Он стоял достаточно близко, и я заметил грим на его лице и подведенные глаза. Мне стало ясно, что преподобный Арбогат Джастус переместился в сферу сателлитного пасторства… избрав первой остановкой тюрьму.

– Чудеса ничего не значат, – объявил Джастус. – Мир переполнен лжепророками. В Откровении говорится о звере, одурачивающем людей с помощью чудес, которым они поклоняются. Знаете, что происходит с этим зверем в Судный день? Его и всех одураченных бросают в огненное озеро. Вам этого хочется?

Из толпы вырвалась вперед женщина.

– Нет! – прорыдала она. – Я хочу идти с Господом.

– Иисус слышит тебя, сестра, – произнес преподобный Джастус, – потому что Он здесь, с нами. Не внутри тюрьмы, как лжепророк Шэй Борн!

Новообращенные ответили ревом. Но не молчали и те, кто не отступился от Шэя.

– Откуда нам знать, что вы не лжепророк? – выкрикнул молодой человек.

Женщина рядом со мной крепче прижала к себе больного ребенка. Взглянув на мой пасторский воротничок, она нахмурилась:

– Вы с ним?

– Нет, – ответил я. – Определенно нет.

– Хорошо, – кивнула она, – мне не нужны советы от человека, проповедующего с буфетной кафедры.

Я собирался возразить, но меня отвлек дородный мужчина, который стащил преподобного Арбогата Джастуса с импровизированной кафедры и вытолкнул в толпу.

Камеры, разумеется, продолжали снимать.

Недолго думая и позабыв о репортерах, я бросился вперед и спас Арбогата Джастуса из лап толпы. Задыхаясь, он схватился за меня, и мы выбрались на гранитный бортик, ограничивающий парковку.

Оглядываясь назад, я теперь не понимаю, зачем выбрал для себя роль героя. И уж совсем не понимаю, зачем сказал следующие слова. С философской точки зрения мы с преподобным Джастусом были из одной команды, пусть даже преподносили религию в разных стилях. Но я также понимал, что Шэй – возможно, впервые в жизни – пытался сделать что-то достойное. И он не заслуживал, чтобы его за это порочили.

Наверное, я не верил в Шэя, но я верил ему.

Я почувствовал, как ко мне повернулся широкий белый глаз телекамеры, а потом еще несколько других.

– Не сомневаюсь, преподобный Джастус пришел сюда, полагая, что говорит вам правду. Что ж, Шэй Борн тоже. Перед тем как покинуть этот мир, он хочет сделать одно-единственное дело – спасти жизнь ребенка. Иисус, которого я знаю, наверняка одобрил бы это. И, – добавил я, обращаясь к Джастусу, – Иисус, которого я знаю, не стал бы посылать людей в огненный ад за то, что они пытаются искупить свои грехи. Иисус, которого я знаю, верил, что должен быть второй шанс.

Когда преподобный Джастус осознал, что я, возможно, спас его от толпы, чтобы вновь принести в жертву, у него покраснело лицо.

– Только Божье слово истинно, – провозгласил он хорошо поставленным голосом, – а у Шэя Борна не эти слова на устах.

Что ж, с этим не поспоришь. За все время нашего общения с Шэем он ни разу не цитировал Новый Завет. Скорее уж он мог выругаться или вдруг начинал рассуждать о хантавирусах или правительственном заговоре.