невероятным образом складывается вместе с лежащим на ней Егором. Видимо, он неудачно повернулся, а раскладушка поспешила этим воспользоваться.

— Да это какой-то бой за сон, — смеется он, выбираясь из железной конструкции.

— Учитывая, что она тебя схлопнула почти пополам, у нас есть победитель!

Мы еще очень долго смеемся, пока Егор воюет со странной хлипкой конструкцией, но, в конце концов, все-таки опять укладывается спать. Это немного портит мое настроение, а чуть позже я понимаю, что страх темноты никуда не делся. Вот она, клубится в углах, заставляя меня нервничать.

— Егор, мне всё равно страшно, — жалобно говорю я в надежде, что он еще не уснул.

— Давай я лягу к тебе? Не буду приставать, честное слово, — отвечает он через минуту, видимо, что-то обдумав и решив для себя. Но эта фраза меня удивляет на столько, что я отвечаю буквально первое, что пришло в голову.

— Да я вообще жду, когда ты приставать начнёшь…

Я даже зажмуриваюсь, когда произношу это. Куда делась милая девочка Эмма, которая никогда не делала первого шага, считая, что это прерогатива мужчины?

— Серьезно, что ли? — Егор отвечает не сразу, и голос его звучит очень удивленно.

— Блин, ну конечно!

Смех моего дровосека в темноте звучит как награда за старания. Он низкий и какой-то многообещающий.

— То есть, когда ты предложила пойти делать детей, ты это серьёзно говорила? — уточняет он, и я чувствую, как под весом его тела прогибается кровать совсем рядом со мной.

— Ну да. Хотя так себе было предложение, учитывая обстоятельства.

Я говорю это, уже утыкаясь в его плечо, потому что первое, что Егор делает — обнимает меня, поворачивая к себе. И это очень правильно, очень, ведь мне очень хочется прижаться поближе и согреться. Я только что поняла, что все эти годы мне было очень, очень холодно. И только сейчас с ним я чувствую тепло изнутри.

— Вообще-то отличное было предложение, Эмма, — отвечает он, прижимая меня крепче, и я молчаливо с ним соглашаюсь.

Да, предложение очень хорошее, но почему же «было»?

.

Проходит пять минут, а может быть и целый час, время в его объятиях идет в каком-то своем собственном темпе и он точно отличается от того, к которому я привыкла. Мне кажется, я что-то упускаю.

Уже ночь, темнота скрывает меня под своим покрывалом, как и одеяло, которое у нас одно на двоих. Егор дышит спокойно и размеренно, будто спит, но мне кажется, что он просто очень старается, чтобы я так решила. Зачем? Я ведь четко обозначила своё настроение. Или недостаточно четко? А может быть, он и правда спит, и только я тут маюсь в раздумьях?

А настроение-то у меня игривое как никогда! Я даже не помню, чтобы с бывшим мужем оно когда-нибудь таким было.

Поползновения вроде«а может быть мы..? нет? ну ладно» в последние годы, конечно, были. Все с моей стороны и все какие-то вялые, ведь сложно активничать, если знаешь, что всё в любом случае обречено на провал. Но тут совсем другое дело. Пусть мне страшно, пусть я боюсь опять почувствовать себя ненужной и нежеланной, но раньше всё было иначе с самого начала, потому что я была другим человеком. В темноте, рядом со своим мужем я становилась робкой, не знала, что делать и как к нему подступиться. Ничего кроме неуверенности и страха быть отвергнутой я уже и не чувствовала.

А тут я вся покрываюсь мурашками, горю предвкушением и нетерпением, ведь вот этот недоступный, хмурый железный дровосек уже не просто в моих объятиях, но еще и в моей постели.

Чувствую себя какой-то… роковой растлительницей что ли. Будто я на его невинность покушаюсь, а он не знает, что же делать. Но это такое приятное чувство, что я решаю отбросить свои страхи. Будь что будет.

Моя рука начинает медленное путешествие по его груди, миллиметр за миллиметром сдвигаясь ниже, к заветным кубикам пресса, о которых я так долго думала. Они там есть, я помню, я их видела, но пока мне не приходилось их не потрогать. Страх отступает полностью, уступая место шальной решительности.

Ха, сейчас я узнаю, какие же вы наощупь!

Но моя рука, двинувшись к цели увереннее, тут же попадает в плен большой горячей ладони. Конечно, Егор не спит, я оказываюсь права.

— Эмма, что ты делаешь?

Его голос — музыка для моих ушей, хриплый, какой-то горячий и срывающийся на шепот. Голос может быть горячим? Наверное, может, раз меня тут же бросает в жар. Хочется сбросить с себя одеяло, а потом и клетчатую пижаму.

— Пристаю к тебе? — ни то утверждаю, ни то спрашиваю я, пытаясь рассмотреть его в темноте. Что он думает об этом, чего хочет?

— Я думал, тебе страшно, ты отходишь от…последних событий, потому держал себя в руках. Притащил раскладушку. А ты, значит, решила посмотреть, насколько нравишься мне?

Я оказываюсь прижатой к нему близко-близко, и это больше не целомудренное объятие, а очень интимное. Он будто отчитывает меня и смеется одновременно, но смех в его голосе меня не обижает, не отталкивает, наоборот, я неожиданно расслабляюсь и сама хмыкаю.

Ну да, в теории мне бы сейчас не думать о мужчинах вообще, отходить от череды вопиюще странных и неправильных событий моей жизни, от нападения, от бывшего мужа, от развода вообще, а Егор такой милый и внимательный, пытался дать мне на это время.

Поразительный мужчина. Потрясающий.

Но я не хочу больше ждать.

— Вроде того, — выдыхаю я ему в ключицу и выгибаю спину, прижимаясь еще ближе. О, да, я ему очень нравлюсь. Очень и очень.

— Я тебя люблю, Эмма, — говорит он тихо, но уверенно, и во мне всё завязывается в узел, чтобы потом взорваться фейерверком.

Я так ждала этого, я же догадывалась, и он говорил, что влюблен, но… Влюбленность и любовь — разные вещи, совсем разные. О боже, так вообще бывает? Так может быть?

Я не знаю, что сказать. Я больше не знаю слов, букв и даже звуков, они все потерялись