терпимость в отношении сил реакции, и член ДДП, министр транспорта Озер, который, по мнению союза железнодорожников, не выступил против правительства путчистов с необходимой жесткостью{113}.

Переговоры профсоюзов на основе 9 пунктов с представителями партий парламентского большинства, представителями прусского и имперского правительств, состоялись уже 18 марта. Они были омрачены ультимативной угрозой председателя АДГБ Легина: если требования профсоюзов не будут выполнены, то правительство Бауэра не сможет вернуться в Берлин. Против этого заявления протестовала не только ДДП; СДПГ, которая была в общем и целом согласна с содержанием 9 пунктов, дистанцировалась от ультиматума. Рейхспрезидент Эберт, которого проинформировали о ходе переговоров по телефону, тотчас же выразил серьезные сомнения по поводу требуемого профсоюзами права «участия в принятии решений правительством». И все же Эберт выражал желание принять во внимание и поддержать решение, к которому пришло руководство СДПГ: представители коалиции должны взять на себя обязательство решать «персональные вопросы» в ходе формирования правительства «в согласии с профсоюзными организациями рабочих».

Спустя два дня, 20 марта, профсоюзы могли записать на свой счет целый ряд достижений: министры Носке и Гейне к тому времени уже подали свои прошения об отставке; буржуазные партии дали свое согласие на предложение социал-демократов, согласно которому части охранной полиции, изменившие конституции, должны были быть распущены и заменены подразделениями, сформированными из лояльного республике населения, а именно из организованных рабочих, служащих и чиновников; в завершение незамедлительно должна была быть созвана комиссия по социализации, чтобы подготовить обобществление «созревших» для этого отраслей экономики. Хотя тем самым были выполнены далеко не все их требования, АДГБ и АфА расценили результаты переговоров как в целом удовлетворительные и объявили о завершении всеобщей забастовки. Но НСДПГ придерживалась другой точки зрения и вынудила правительство пойти на новые переговоры, в ходе которых 22 марта рейхсканцлер Бауэр взял на себя обязательства принять на работу в охранную полицию рабочих, начать переговоры с партиями парламентского большинства об образовании «рабочего правительства» и отменить в Берлине чрезвычайное военное положение. Кроме того, Бауэр обещал, что не последует каких-либо военных действий в отношении вооруженных рабочих Рурской области. На основании этих уступок НСДПГ также присоединилась к призыву, объявлявшему всеобщую забастовку оконченной с наступлением 23 марта{114}.

Формирование правительства было завершено 27 марта. На место политически бесцветного рейхсканцлера Бауэра, престиж которого в результате путча еще более уменьшился, пришел прежний министр иностранных дел Герман Мюллер, являвшийся наряду с Отто Велсом одним из двух председателей СДПГ. Мюллер намного превосходил своего предшественника в политическом мастерстве и нравственных качествах. Коренной маннхаймец 1876 года рождения, в качестве торгового служащего он выучил несколько иностранных языков, что пригодилось ему в его политической карьере: задолго до того, как Мюллер формально стал в июне 1919 г. рейхсминистром иностранных дел, он уже являлся своего рода неформальным министром иностранных дел немецкой социал-демократии, ее представителем во время встреч с братскими партиями зарубежного Запада.

Кабинет, возглавляемый Мюллером, тем не менее никоим образом не означал новый этап в немецкой политике, на что так надеялись большая часть СДПГ и профсоюзы. Только с большим трудом Мюллеру удалось подвигнуть демократов и Центр занять позицию, которую по крайней мере нельзя было бы трактовать как отказ от договоренностей, заключенных с профсоюзами. Тот, кто ожидал «плавания к новым берегам», должен был в первую очередь испытать разочарование персональными изменениями во главе руководства министерством рейхсвера. После того как Отто Веле отклонил предложение стать преемником дискредитировавшего себя Носке, СДПГ полностью отказалась от притязаний на нелюбимое ведомство. Новым министром рейхсвера стал бывший министр по делам восстановления народного хозяйства Отто Гесслер, относившийся к правому крылу ДДП. Бывший обер-бюргермейстер Нюрнберга и убежденный сторонник Виттельсбахов, он, по его собственным словам, заявил Эберту следующее, когда тот предложил ему пост министра рейхсвера: «В любом случае республика не является для меня кровным делом; в лучшем случае я являюсь республиканцем по велению разума, в то время как теперь повсеместно требуется быть республиканцем по влечению сердца». Ответ рейхспрезидента был поразительным: представленная Гесслером точка зрения показалась ему особенно подходящей для «преодоления трудностей, которые в данный момент связаны с этой должностью». На основании аналогичной точки зрения была также произведена смена верховного командования сухопутных войск: на место Рейнгарда, подавшего в отставку из солидарности с Носке, 2 апреля был назначен человек, который в дни путча ограничился лавированием между правительством и мятежниками: генерал Ганс фон Сект{115}.

Предположение, что кабинет Бауэра может быть заменен «правительством рабочих», никогда не основывалось на реалиях. Легин, 17 марта внесший это предложение на рассмотрение НСДПГ, очевидно, хотел в первую очередь смягчить противоречия между руководством и оппозицией в собственных рядах, усилив таким образом солидарность профсоюзов. Для создания чисто социалистического правительства, о котором грезили некоторые левые деятели профсоюзов, отсутствовали самые элементарные предпосылки: у СДПГ и НСДПГ не было политической воли для заключения коалиции, а в рейхстаге — необходимого большинства. Буржуазные партии ни в коем случае не собирались мириться с таким правительством, и в столь же малой степени можно было их принудить впредь делегировать в правительство Веймарской коалиции только рабочих и служащих.

Если бы притязание на участие в политике с правом решающего голоса, выдвинутое Свободными профсоюзами в марте 1920 г., было удовлетворено, то Веймар превратился бы в профсоюзное государство — систему, которая никоим образом не соответствовала конституции 1919 г. Когда буржуазные центристские партии и умеренные демократы во главе с Эбертом противостояли подобным требованиям, на их стороне было не только конституционное право, но и неписаные законы парламентской демократии. Но одно дело — стойко держаться конституции, и совсем другое — отказываться делать практические выводы из путча Каппа — Лютвица. Спустя две недели после всеобщей забастовки не было видно, чтобы правящие партии на уровне рейха извлекли поучительный урок из попытки переворота. Решение социал-демократов не назначать на пост министра рейхсвера человека из своих собственных рядов означало отказ от политической ответственности. Тем самым СДПГ установила ориентиры для своего политического развития, которое должно было затруднить отождествление партии с созданной ею самой республикой.

Зато в Пруссии, в отличие от рейха, путч Каппа — Лютвица стал важной политической вехой. После краха мятежа социал-демократия самой большой из немецких федеральных земель произвела масштабную смену своего руководящего персонала и тем самым создала предпосылки для того, чтобы Пруссия в течение нескольких следующих лет смогла превратиться в прославленный «бастион» немецкой демократии. На смену безликому министру-президенту Паулю Хиршу пришел бывший министр сельского хозяйства, деятельный восточный пруссак Отто Браун, который, если не принимать во внимание короткие перерывы, оставался во главе прусского государства