поддержку со стороны рабочих и гораздо более массовую, чем синдикалисты, коммунисты и независимые социал-демократы. Таким образом, расколото было само рабочее сообщество. Умеренное крыло, опиравшееся на более квалифицированных и поэтому находившихся в лучшем положении рабочих, хотело достичь свои цели путем постепенного улучшения ситуации. Радикальное крыло, в число приверженцев которого входили не только низкоквалифицированные рабочие, но именно они составляли в нем большинство, стремилось к как можно более быстрому и полному изменению общественных отношений. Поражение, нанесенное Рурскому восстанию, подействовало отрезвляюще не только на непосредственно участвовавших в нем рабочих. В последующие годы неоднократно происходили выступления радикальных левых, но это были уже не массовые мятежи, а попытки путча со стороны коммунистов, находившие поддержку у незначительного меньшинства рабочих. Время массовых революционных боев окончилось вместе с подавлением Рурского восстания, а вместе с ним и революционное время в самом широком смысле{122}.

Всеобщая забастовка марта 1920 г. показала, что это средство борьбы является обоюдоострым оружием. С одной стороны, она внесла существенный вклад в свержение контрреволюционного режима и в этом смысле была полностью успешной. С другой — забастовка развила собственную динамику, противостоять которой оказались бессильны и профсоюзы, и социал-демократы. Условия для всеобщей забастовки весной 1920 г. были почти оптимальными: в Германии имелась практически полная занятость населения, таким образом бастующие не должны были страшиться, что безработные займут их места. Помимо этого забастовщики, пока стачка была направлена против режима путчистов, были союзниками законной государственной власти. И все же забастовка оставила в памяти профсоюзов весьма горькие воспоминания, которые сыграли свою роль в том, что возможность использования этого средства борьбы даже не рассматривалась всерьез на завершающем этапе кризиса Веймарской республики, не говоря уже о его применении: радикальные левые превратили всеобщую забастовку 1920 г., не считаясь с профсоюзами, в вооруженную борьбу, из которой победителем вышел отнюдь не рабочий класс, а военщина{123}.

После победы над Красной армией Рура рейхсвер также должен был отступить на несколько шагов назад. 6 апреля 1920 г. имперское правительство приняло новую процедуру введения военного положения, признававшую приоритет гражданской власти над военной. Таким образом, рейхсвер не мог больше так демонстративно и почти монопольно, как ранее, выступать в роли внутриполитической силы по наведению порядка.

Генерал фон Сект, который в июне 1920 г. официально вступил в должность командующего сухопутными войсками вермахта, использовал перераспределение властных полномочий для того, чтобы консолидировать рейхсвер по своему разумению и превратить его в «государство в государстве». Путч Каппа — Лютвица подтвердил его собственную оценку ситуации, согласно которой интересы рейхсвера могли быть достигнуты не в ходе конфронтации с конституционным порядком, а в результате сотрудничества с гражданской исполнительной властью. Формальное признание существующего государственного порядка было, таким образом, с точки зрения Секта неизбежным. В своем приказе от 18 апреля 1920 г. он продемонстрировал, что сделал соответствующие выводы. Командование войсками, заявил Сект, не задается вопросом о политических убеждениях отдельного военнослужащего, «однако в отношении каждого, кто сегодня все еще служит в рядах рейхсвера, я должен быть уверен, что он серьезно воспринял свою клятву и по доброй воле, как честный солдат, стоит на почве конституции. Тот, кто не осуждает провалившуюся попытку мартовского переворота, кто верит, что ее повторение принесет что-нибудь другое, чем новые беды для народа и рейхсвера, должен сам осознать, что для него нет больше места в вооруженных силах».

Но действительность в рейхсвере выглядела менее республиканской, чем звучали эти слова. Летом 1920 г. из рейхсвера были уволены рядовые, выступавшие против офицеров с «капповскими» настроениями. Зато офицеры, поддержавшие путч, смогли войти в окончательный состав рейхсвера на основании амнистии августа 1920 г. Военно-морской флот пошел в этом отношении еще дальше: он принял в свой состав бригады Эрхарда и Лёвенфельда и использовал их как основу для формирования кадров. Девиз Секта от ^апреля 1920 г., согласно которому «политическая деятельность любого рода» должна вестись на расстоянии от вооруженных сил, в первую очередь был направлен против политической деятельности республиканцев. Ни рейхсвером, ни военно-морским флотом антиреспубликанские убеждения не воспринимались как нечто негативное{124}.

Юстиция также весьма милостиво обошлась с путчистами. Большинство из вождей мятежа и без того с самого начала не могли быть осуждены, поскольку они, следуя примеру Каппа и Лютвица, бежали заграницу. По обвинению в государственной измене перед имперским судом в конце концов предстали только бывший полицай-президент Берлина Трауготт фон Ягов, ставший в правительстве Каппа министром внутренних дел; бывший председатель Союза сельских хозяев, Конрад фон Вайгенхайм, которого Капп намеревался назначить министром сельского хозяйства Пруссии, а также Георг Вильгельм Шиле, политик, представлявший интересы среднего сословия, которого путчисты прочили прусским министром экономики. Приговор был вынесен 21 декабря 1921 г. Осужден был только один обвиняемый — Ягов. По обвинению в содействии государственной измене он был приговорен к пяти годам заключения в крепости, причем суд зачел ему в качестве смягчающего обстоятельства «беззаветную любовь к Родине». В декабре 1924 г. он был помилован и получил свою пенсию, выиграв процесс против прусского государства. Лютвиц, возвратившийся в 1921 г. из Венгрии, также высудил себе пенсию, и даже обратным числом, начиная с дней путча. Внеся залог, он смог избежать предварительного заключения, судебный процесс в его отношении так и не был открыт. Против Людендорфа даже не выдвинули обвинение. Капитан-лейтенант Эрхард, объявления о розыске которого были распространены по всему рейху, смог, укрывшись от властей, подготовить в «образцовой» Баварии новый этап контрреволюции. Капп вернулся из Швеции весной 1922 г. и был взят под стражу. Он умер в июне 1922 г., не будучи осужденным. В 1925 г. преемник Эберта на посту рейхспрезидента Гинденбург издал указ об амнистии, распространявшейся также и на зачинщиков и вождей путча Каппа — Лютвица. Еще незаконченные следственные дела вслед за этим были прекращены, равно как и отменены приказы о взятии под стражу{125}.

Обещания, которые имперское правительство дало бастующим рабочим между 20 и 24 марта, были выполнены лишь минимально. Социализация угледобычи не удалась и со второго захода. В течение нескольких месяцев временный Имперский экономический совет и Имперский совет по углю обсуждали два альтернативных проекта, предложенных в конце июля 1920 г. созванной комиссией по социализации. Первое предложение предусматривало немедленную полную социализацию угледобывающей промышленности и передачу ее публично-правовому Угольному объединению; согласно второму предложению, которое было встречным по отношению к первому, предполагался постепенный, в течение 30 лет, перевод отрасли в общественную собственность. Решение было принято в феврале 1921 г.: никакой социализации. Совместная экспертиза министерства иностранных дел и имперского министерства юстиции пришла к выводу, что результатом социализации будет создание государственного имущества, которое может быть привлечено