знала, Инжир? – спросил он, задаваясь вопросом, настал ли тот момент, когда он провалит свой рестарт. Прежде чем она успела ответить, он зачастил: – Я не хотел лгать! Ну, то есть, я хотел солгать. Я сделал это вполне намеренно и знаю, что был неправ. Но у меня просто… у меня просто выдался худший год в жизни. Это был Самый Совершенно Ужасно Кошмарно Гнусно Гадчайший Год Всех Времён, и я хотел… хотел немного побыть кем-то другим. И всё вышло как нельзя лучше. Морской Ястреб нашёл путеводитель, спел Стоногу, забрался на Дерево вражелюбия, спас тебя и вообще!

Инжир взметнула брови аркой, но не очень высоко. Она обняла Милтона рукой за плечи.

– Это всё сделал не Морской Ястреб, чудик, – сказала она, прижимаясь лбом к его лбу. – Это сделал ты. Это было твоё приключение, Милтон П. Грин.

У Милтона внутри всё превратилось в невиданный ранее винегрет. Ему было больно и приятно. Он испытывал нечто гадкое и выдающееся. Он каким-то непонятным образом чувствовал всё и сразу.

И разве так было не всегда?

– Я верю, – сказал он, – что ты говоришь правду.

Глава 63

Наши статуи

Лоза Тайноявия разошлась в последний раз, и баньян почему-то оказался таким же, как вчера. Заросли морского винограда, колышущиеся на ветру, тоже остались теми же, как и поле, заросшее дикими цветами, и пальмы, когда все четверо бок о бок (и ещё раз бок о бок) шли мимо них.

Туристические ботинки Милтона совсем не успели просохнуть, и когда они дошли до галечной пляжной дороги, он остановился, чтобы скинуть их. Носки у него тоже были насквозь мокрыми и воняли так ужасно, что его затошнило, когда в нос ударил их запах. Походная одежда у него была влажной, а рюкзак – тяжёлым и намокшим.

Ведь он побывал под водой, и Милтон вдруг понял, что…

– Моя приставка! – воскликнул он. – Морской Ястреб!

Он скинул рюкзак, упал на колени и открыл молнию. И вынул оттуда водонепроницаемый мешочек, а из него свою приставку, и…

Она оказалась сухой.

– На ней ты играешь в видеоигры? – спросила Инжир, склонившись над ним.

– У меня такая есть, – сказал Рафи. – Какие у тебя игры?

– Я раньше играл в Остров Дебрей, – ответил Милтон, поднимаясь на ноги. – Но я не мог играть в него с самого приезда сюда, потому что аккумулятор сел.

– А почему ты его не зарядил? – спросил Рафи.

Милтон хотел бы уметь поднимать брови так же высоко, как Инжир, потому что этот вопрос требовал включения арочного режима на полную мощность.

– Э‑э, потому что на острове нет электричества, – медленно проговорил Милтон.

– Здесь нет, – ответил Рафи. – Но на исследовательской станции электричество есть, это очевидно.

– Да ты, должно быть, шутишь! – Милтон резко повернулся к Инжир. – Почему ты мне не сказала?

Инжир пожала плечами.

– Ты и не спрашивал про исследовательскую станцию, – произнесла она. – Наверное, я подумала, что ты в курсе.

– Я не знал, – сказал Милтон. – Я не имел ни малейшего понятия.

Он провёл пальцами по экрану, в котором отражалось его лицо: на щеках у него были грязные пятна, а его прекрасная шляпа явно была уже не так пригодна для носки. Если бы он знал, что розетка находится на расстоянии всего одной (вызывающей тошноту) поездки на лодке, последние две недели прошли бы совершенно иначе. Наверняка прямо сейчас он лежал бы, свернувшись калачиком, на раскладном диване в доме дяди Эвана, пробираясь через виртуальные джунгли и спасая виртуальных зверей от увечий и верной смерти. Наверняка он провёл бы лето так же, как провёл весь этот год: чувствуя себя как Птичьи Мозги, стараясь задвинуть на задний план гадкие мысли и желая оказаться в другом месте и другим человеком.

Но с другой стороны, Остров Дебрей помог ему отвлечься от того, насколько гадким выдался этот год. Морской Ястреб научил его быть храбрым и дерзким. И приключения, которые он переживал там, толкали его вперёд и только вперёд, когда он переживал приключения здесь, в реальном мире.

– Можешь иногда ездить со мной на станцию, чтобы зарядить её, если хочешь, – сказал Рафи. – Доктор Грин разрешил мне устроить там тёмную комнату, чтобы проявлять фотографии. ФОТОГРАФИИ!

– Ей-богу! – воскликнул Милтон. Он стоял рядом с Рафи, и голос того на повышенных тонах был всем (а то и больше), о чём мог только мечтать Стоног, обожающий тугоухость.

Теперь Рафи сбросил свой рюкзак.

– Я же всё снял на фото! – он достал водонепроницаемый мешочек и вынул из него свой фотоаппарат-коробочку. – Всё, что мы видели: Тыедобный куст, Мистера Толсто-как-там-его, Да-Нет-Возможное дерево. Я могу проявить их прямо завтра, и мы покажем их доктору Грину!

Приставка и Остров Дебрей были забыты. Милтон вскочил на ноги и издал клич хищной птицы, а Инжир, крича от счастья, бросилась его обнимать.

Это было всё равно что найти сокровище во второй раз. Они обнимались. Радостно кричали. Давали «пять», широко улыбались и разрабатывали план того, как проявить фото, рассказать правду доктору Грину и спасти остров раз и навсегда.

А Инжир бежала вдоль кромки воды с распустившимися волосами, струящимися у неё за спиной, невидимый рюкзак больше не оттягивал ей плечи, и кричала:

– Мы спасём тебя, остров!

Милтон побежал за ней к границе прилива, утопая своими измученными стопами в песке. Гейб скатился с дюн и делал колесо неподалёку от них, а Рафи следовал за ним. Все четверо стояли вместе, прислушиваясь к нежному шёпоту волн и неотрывно глядя в расчерченное закатом небо. Милтон понимал, что они вряд ли увидят Звездохвостых пичуг за пределами джунглей, но блеск звёзд тоже подойдёт.

Когда заиграли Безумно Симфоничные Цикады, Милтону показалось, что это самая прекрасная песня, которую он когда-либо слышал. Несколько мгновений, наполненных приятной мелодией, он думал, что хотел бы стоять вот так на пляже с друзьями вечно. Всё глубже и глубже уходя ногами в песок. В волосах у него свили бы гнездо чайки. Крабы-отшельники щипали бы его за пальцы. И в конечном итоге исследователи стали бы частью острова, словно покрытые солью статуи, которым могли бы дивиться будущие поколения.

«Вот они, – сказали бы все. – Исключительные Натуралисты и Исследователи Одинокого острова».

Милтон знал, что уже наступил закат. Он знал, что произойдёт после того, как Цикады допоют. И всё же остался. Он решил, что переживёт парочку комариных укусов, чтобы со всеми попрощаться. За последние два дня они многое пережили вместе, и он хотел закончить это путешествие правильно.

Затем его укусил