— я знаю, это звучит безумно, но вроде как научиться… не магии, но создавать вещи с помощью собственной силы, если достаточно учиться… Я только что закончил школу, так что… Я решил пойти и посмотреть, что это такое, и — да, я попросил Флору пойти со мной. Мы были школьными друзьями, вместе учились в Мальборо. Мы были вроде как — мы оба были геями или что-то в этом роде, и нам нравилось то, что не было ни у кого, так что я сказал Флоре: “Пойдем со мной, проведем там неделю, посмеемся”. Это было просто что-то, чем можно заняться на каникулах, понимаете?

— Вы не против, если я буду вести записи?

— Э… да, хорошо, — сказал Генри. Страйк достал блокнот и ручку.

— Итак, к вам обратились в баре — где это было, в Лондоне?

— Да. Его там больше нет, бара. Вообще-то он был недалеко отсюда.

— Как звали человека, которого вас пригласил, вы можете вспомнить?

— Джо, — сказал Генри.

— Это был гей-бар?

— Не гей-бар, — сказал Генри, — но парень, который им управлял, был геем, так что, да… Это было крутое место, и я подумал, что этот парень, Джо, должно быть, тоже крут.

— И это было в 2000 году?

— Да.

Как вы с Флорой добрались до фермы Чепмена?

— Я поехал на машине, слава Богу, — горячо добавил Генри, — потому что тогда у меня была машина, и я смог уехать. Большинство других людей приехали на микроавтобусе, и им пришлось ждать, пока микроавтобус отвезет их обратно. Я был чертовски рад, что взял машину.

— И что произошло, когда вы туда попали?

— Ээээ… Ну, надо было сдать все вещи, и тебе выдали эти спортивные костюмы, и после того, как мы переоделись, нас всех заставили сесть в этот сарай, или что-то вроде того, и мы с Флорой смотрели друг на друга, и мы, типа, смеялись. Мы думали: “Какого хрена мы сюда приперлись?”

— Что произошло потом?

— Потом мы пошли на большую общую трапезу, и перед тем, как принесли еду, заиграла песня “Герои” Дэвида Боуи. Через колонки. Да, а потом… он вошел. Папа Джей.

— Джонатан Уэйс?

— Да. И он с нами разговаривал.

Страйк подождал.

— И, я имею в виду, вы можете видеть, как люди поддаются на это, — сказал Генри с беспокойством. — Когда он говорил, что-то типа того, что люди всю жизнь гоняются за чем-то, что никогда не сделает их счастливыми. Люди умирают несчастными и разочарованными, так и не поняв, что все это было для них. Типа, истинный путь, или что-то еще. Но он сказал, что люди погрязли во всей этой материалистической ерунде… И он действительно… Он что-то понял, — сказал Генри. — Он не был каким-то крикливым парнем — он был не таким, как вы думаете. Мы с Флорой чувствовали, что он — мы потом это обсуждали — был как бы одним из нас.

— Что вы имеете ввиду под этим?

— Он понял, каково это — быть… каково это — не быть обычным… Быть другим, понимаете? А может, и нет, я не знаю, — добавил Генри, смеясь и пожимая плечами. — Но мы с Флорой больше не шутили, мы как бы… да, в общем, мы разошлись по своим общежитиям. Раздельным, естественно. Мужчин и женщин поселили в разных общежитиях. Это было похоже на возвращение в школу-интернат, — сказал Генри, снова немного посмеявшись.

— На следующий день нас разбудили в пять утра или около того, и мы должны были пойти и заняться медитацией перед завтраком. Потом, после еды, нас разделили на отдельные группы. Я не был с Флорой. Они разделили людей, которые знали друг друга.

И после этого все было очень напряженно. У тебя не было ни минуты на размышления, и ты никогда не был один. С тобой всегда были люди из ВГЦ, которые говорили с тобой. Ты был либо на лекции, либо читал песнопения в храме, либо помогал обрабатывать землю, либо кормил скот, либо делал вещи для продажи на улице, либо готовил, и люди постоянно читали тебе литературу ВГЦ… о да, и были дискуссионные группы, где вы все сидели и слушали, как кто-то из ВГЦ говорит, и задавали вопросы. У вас были занятия примерно до 11 часов вечера, и вы так уставали в конце дня, что с трудом соображали, а потом все начиналось снова в 5 утра.

И они учили тебя этим техникам, которые — типа, если у тебя были негативные мысли, например, о церкви или о чем-либо еще, — ты должны был напевать. Они называли это “убить ложное я”, потому что “ложное я” будет бороться с добром, потому что общество внушило ему, что некоторые вещи истинны, а это не так, и ты должен постоянно бороться со своим ложным “я”, чтобы сохранить свой разум достаточно открытым для принятия истины.

Это было всего несколько дней, но мне казалось, что это месяц. Я очень уставал и почти все время был голоден. Нам сказали, что это специально, что голодание обостряет восприятие.

— А как вы относились к церкви, когда все это происходило?

Генри выпил еще джина с тоником и сказал:

— Первые пару дней я думал, что не могу дождаться, когда это все закончится. Но там была пара парней, настоящих членов группы, которые были очень дружелюбны и помогали мне делать что-то, и они казались очень счастливыми — и это был как бы другой мир, ты как бы терял — терял ориентиры, я полагаю. Они постоянно говорят тебе, какой ты замечательный, и ты начинаешь хотеть их одобрения, — неловко сказал Генри. — Ты ничего не мог с этим поделать. А все эти разговоры о чистом духе — они говорили, что, став чистым духом, ты станешь супергероем или что-то в этом роде. Я знаю, что это звучит безумно, но — если бы вы были там — это не звучало бы безумно, то, как они говорили.

В третий день папа Джей произнес еще одну большую речь в храме — это был не такой храм, как сейчас, потому что это было до того, как в него начали поступать действительно большие деньги. Тогда храм на ферме был просто сараем, но они сделали его самым красивым, расписали внутри разными