— Корм, пожалуйста. Я бы не просила, если бы это было не так… Пожалуйста, — повторила она, уже громче.

Он знал, что она способна устроить скандал, если не получит желаемого. Она была женщиной, о которой писали, и он тоже теперь представлял интерес для газет, и он боялся, что, если такая сцена произойдет, пойдут сплетни, а может быть, и утечка информации журналистам.

— Хорошо, даю тебе пять минут, — холодно сказал он, отпивая последний дюйм безалкогольного пива.

— Спасибо, — задыхаясь, сказала она и тут же отошла к бару, чтобы купить себе бокал вина.

Она вернулась через пару минут, сбросила свое черное пальто, обнажив темно-зеленое шелковое платье, перетянутое на талии тяжелым черным поясом, и села на место, которое только что освободил Генри. Она была худее, чем он когда-либо видел ее, но как всегда красива, даже в возрасте сорока одного года. Длинные темные волосы ниспадали до плеч, ее зеленые глаза в золотистую крапинку были окаймлены густыми натуральными ресницами, а если она и пользовалась косметикой, то слишком легкой, чтобы ее можно было заметить.

— Я знала, что ты здесь будешь, как ты, наверное, уже догадался, — сказала она, улыбаясь, желая, чтобы он улыбнулся в ответ, посмеялся над ее хитростью. — Я посоветовала этот паб Хену. Он милый, не так ли?

— Что тебе надо?

— Ты потерял тонну веса. Выглядишь отлично.

— Что, — повторил Страйк, — тебе надо?

— Поговорить.

— О…

— Это трудно, — сказала Шарлотта, делая глоток вина. — ХОРОШО? Мне нужна минутка.

Страйк проверил часы. Шарлотта смотрела на него поверх бокала с вином.

— Ладно, хорошо. Я только что узнала, что у меня рак.

Что бы Страйк ни ожидал, это было не то. Как бы неприятны и, возможно, необоснованны ни были эти подозрения, он подумал, не лжет ли она. Он знал, что она была не только крайне манипулятивной, но и безрассудной — иногда до саморазрушения — в погоне за желаемым.

— Мне очень жаль это слышать, — сказал он формально.

Она смотрела на него, медленно краснея.

— Ты думаешь, что я лгу, не так ли?

— Нет, — сказал Страйк. — Это было бы чертовски подло — врать.

— Да, — сказал Шарлотта, — это было бы так. Ты собираешься спросить меня, какой именно, или как…?

— Я думал, ты собираешься мне рассказать, — сказал Страйк.

— Грудь, — сказала она.

— Понятно, — сказал Страйк. — Ну… Надеюсь, ты в порядке.

Слезы наполнили ее глаза. Он сотни раз видел, как она плачет — от горя, конечно, но и от ярости, и от того, что ей мешают, — и его это не трогало.

— Это все, что ты можешь сказать?

— Что еще я могу сказать? — сказал он. — Я надеюсь, что с тобой все в порядке. Не только ради детей, но и ради всего остального.

— И это… это все? — прошептала Шарлотта.

Когда-то она могла бы начать кричать, не обращая внимания на присутствие свидетелей, но теперь, когда он не был связан с ней, она понимала, что такая тактика неразумна.

— Шарлотта, — сказал он тихим голосом, наклонившись к ней, чтобы убедиться, что его не подслушивают, — я не знаю, каким образом я могу тебе это объяснить. Между нами все кончено. Я желаю тебе добра, но мы закончили. Если у тебя рак…

— Значит, ты считаешь, что я лгу?

— Позволь мне закончить. Если у тебя рак, ты должна сосредоточиться на своем здоровье и своих близких.

— Моих близких, — повторила она. — Понятно.

Она откинулась на спинку кожаной скамьи и вытерла глаза тыльной стороной ладони. За ней наблюдали несколько мужчин у бара. Возможно, Шарлотта тоже почувствовала, что у нее есть зрители, потому что теперь она закрыла лицо руками и начала всхлипывать.

Ради всего святого.

— Когда тебе поставили диагноз? — спросил он, чтобы она перестала плакать.

Она сразу же подняла голову, вытирая свои сверкающие глаза.

— На прошлой неделе. В пятницу.

— Как?

— Во вторник я пошла на плановый осмотр, и… да, в пятницу мне позвонили и сказали, что что-то нашли.

— И они уже знают, что это рак?

— Да, — сказала она слишком быстро.

— Ну, как сказать… Надеюсь, с тобой все в порядке.

Он попытался встать, но она протянула руку через стол и крепко схватила его за запястье.

— Корм, пожалуйста, выслушай меня. Серьезно. Пожалуйста. Пожалуйста. Это жизнь и смерть. Я имею в виду, что это делает человека… Помнишь, — прошептала она, глядя ему в глаза, — после того, как тебе оторвало ногу… Боже мой… Это заставляет тебя понять, что важно. После этого ты захотел меня. Разве не так? Разве я не была единственным человеком в мире, которого ты тогда хотел?

— Разве? — спросил Страйк, глядя в ее прекрасное лицо. — Или я просто взял то, что мне предложили, потому что это было проще всего?

Она отшатнулась, отпустив его запястье.

Все отношения имеют свою собственную мифологию, и в их с Шарлоттой отношениях центральное место занимала общая вера в то, что в самый плохой момент его жизни, когда он лежал на больничной койке с половиной ноги и его военной карьере пришел конец, ее возвращение спасло его, дало ему то, за что можно было держаться, ради чего можно было жить. Он знал, что только что разрушил священное табу, осквернив то, что было для нее не только предметом гордости, но и основой ее уверенности в том, что, как бы он ни отрицал это, он продолжает любить женщину, которая была достаточно великодушна, чтобы полюбить искалеченного мужчину, оставшегося без карьеры и без средств к существованию.

— Надеюсь, с тобой все будет в порядке.

Он поднялся на ноги, прежде чем она успела прийти в себя и предпринять ответные действия, и вышел, наполовину ожидая, что пивной бокал ударит его по затылку. По счастливому стечению обстоятельств, когда он вышел на тротуар, в поле его зрения попало свободное черное такси, и спустя всего две минуты после того, как он оставил ее, он уже мчался прочь, в сторону Денмарк-стрит.

Глава 19

Девять сверху означает:

Застой заканчивается.

И-Цзин или Книга Перемен

— …Заговор настолько огромен, что его буквально невозможно увидеть, потому