Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По вечерам, когда он возвращался, он ничего не замечал, оставалось только отвратительное утро с похмельем и угрызениями совести. Он хотел продать икону, но каждый раз его что-то останавливало. Ведь это была память о бабушке. В конце концов он остался в комнате с одним диваном и иконой, всегда вгонявшей его в депрессию.
– Уже иду. Не горит.
Он медленно пошел к двери, в которую стучал кто-то очень настырный. Ему не нужно было одеваться, потому что он спал в одежде. Вернувшись в квартиру, он завалился в свою берлогу и сразу уснул.
Прежде чем открыть дверь, он заглянул в замочную скважину, чтобы проверить, кто его беспокоит в такую рань. Он приложил глаз, но ничего не увидел. Он вдруг вспомнил, что выкрутил лампочку на лестничной площадке на прошлой неделе и продал за пятьдесят злотых. Лампочки были дефицитным товаром, поэтому он без проблем нашел покупателя. Проблемы сейчас были у всех жителей дома, из которого при загадочных обстоятельствах исчезла лампочка. Владик жил в коммуналке, то есть в старом довоенном доме, в который местные власти заселили пять семей. У каждой была одна комната и общие кухня, туалет и прихожая. Владик, у которого не было семьи, получил самую маленькую комнату, когда был квалифицированным работником предприятия «Рембуд». Его уволили за пьянство, но комнату не отобрали. Хотя существовала реальная угроза, что когда-нибудь его выселят.
Он не платил коммунальные платежи уже пять лет и был готов к тому, что когда-нибудь в его дверь постучат и предъявят ордер на выселение. Поэтому сейчас он с опаской заглядывал в замочную скважину.
– Мровинский, открывай. Долго мне еще ждать? – За дверью раздался голос участкового Качинского. Владик сразу его узнал и даже обрадовался, что это участковый, а не кто-то из жилищной конторы.
– Уже открываю, начальник.
Он вставил ключ, повернул в замке и открыл дверь. На пороге стоял участковый и какой-то молодой офицер. Сержант молча вошел внутрь, не дожидаясь приглашения. Он сразу подошел к окну и открыл настежь. В комнате воняло, как в общественном туалете. Лейтенант оперся о косяк, вынул носовой платок и приложил к носу, еще не привыкшему к запаху притона. Вскоре сквозняк сделал свое дело, выталкивая затхлый воздух наружу.
– Послушайте, Мровинский, мы пришли из-за того, что нашли сегодня среди мусора, – сказал официальным тоном сержант.
Они быстро справились с опросом жильцов большинства квартир, остались только два этажа правого крыла. Качинский решил, что они пройдутся вместе, потому что здесь живут люди, с которыми лучше быть осторожнее. Мровинский относился к этой категории.
– Может, вы что-то видели ночью или утром?
Владик вернулся к дивану и сел на край. Он задумался. Что он должен был видеть ночью? Ночью он скорее всего спал. Но он не мог этого вспомнить, потому что в голове было пусто. Абсолютно. Он стал вспоминать, что произошло вчера, но несмотря на все усилия, последнее, что он запомнил, была покупка денатурата. Он даже не помнил, как его выпил и с кем.
– Я ничего не знаю, начальник, я спал и даже не понимаю, о чем вы говорите. Что я должен был видеть?
– Ты, Мровинский, должен был видеть голого мужика с пробитым черепом на помойке, где ты обычно проводишь инвентаризацию.
Когда милиционер сказал о трупе на помойке, в голове Владика мелькнула какая-то мысль, но тут же исчезла. Снова наступила пустота цвета денатуратного индиго.
– Ничего я не знаю. После вчерашней выпивки ничего не помню. Так что пардон, свидетель из меня никакой.
– Подумай хорошенько, Мровинский, – сказал сержант, вынимая из кармана сигареты «Популярные». Он подошел к лейтенанту и протянул ему пачку. Тот отказался, поэтому участковый закурил сам. Мровинский продолжал сидеть на диване, наблюдая исподлобья за святым Иосифом.
Вдруг лейтенант быстрым шагом приблизился к сидящему алкоголику.
– Встаньте! – сказал он тоном, не терпящим возражений.
Владик сразу встал.
– Что у вас в диване? – спросил офицер.
– Кто его знает. Какие-нибудь старые тряпки.
Участковый тоже подошел к дивану, заинтригованный действиями лейтенанта.
– Покажи, Мровинский, если лейтенант просит.
Владик посмотрел на сержанта, потом на лейтенанта:
– А ордер у вас есть?
– А в морду ты давно получал? – ответил сержант. – Если давно, то я сейчас тебе организую тропу здоровья. Запомнишь на всю оставшуюся жизнь.
Сказав это, он прикоснулся к рукоятке дубинки, подвешенной к полевой сумке. Этого было достаточно. Хозяин комнаты быстро наклонился и поднял крышку дивана.
Оказалось, что Владик был прав. Внутри лежала старая одежда, но некоторые вещи были новыми и отличались от остальных. Однако самое интересное лежало на ворохе одежды. Это был молоток с деревянной ручкой.
– Это еще что такое? – удивился Мровинский.
– Ничего себе! – прошептал сержант. – Откуда вы знали, товарищ лейтенант?
– Это чутье, сержант, – рассмеялся лейтенант. – На самом деле я увидел кусок вельвета, торчащего из дивана. Это была штанина.
– Прекрасно, Мровинский. У нас есть подходящая одежда и орудие убийства… Ты же был обычным алкашом. Почему сейчас пошел на убийство?
– Клянусь, начальник, это не я. Откуда эти тряпки и молоток, я понятия не имею… – пытался он оправдаться, но чувствовал, что факты свидетельствуют против него.
– Ладно, заглохни. У нас будет достаточно времени в комиссариате, – прервал его участковый, надев на него наручники. Когда стальные браслеты застегнулись на левом запястье, Владик неожиданно прыгнул вперед, сбивая с ног сержанта. Он не думал рационально. Он лишь хотел выбраться наружу и убежать как можно дальше. Он не хотел в тюрьму. Он ведь ничего не сделал, по крайней мере, он не помнил, чтобы сделал что-то плохое.
Ему уже казалось, что он сможет выбраться на лестничную площадку.
Однако его сбили с ног, и он со всей силы грохнулся на пол. Лейтенант в стиле Бонека набросился на него и всем телом прижал к полу. Не прошло и десяти секунд, как руки Владика были застегнуты наручниками за спиной.
г. Познань
8:30
Синий «Пассат» остановился у продуктового магазина, построенного в 70-х по частной инициативе. Он выглядел как коробка из-под сигарет, построенный в случайном месте, где мог бы быть приличный дом. Однако во времена, когда строили многоэтажки из больших блоков, не было места для уютных буржуазных домов.