— Эй, слизень, — мой давешний собеседник неожиданно остановился, — А че это за хрень, а?

— Струя носухи, — пояснил я, глядя на него исподлобья.

— А зачем она?

— Потенцию улучшать, — это первое, что пришло мне в голову, — слизистую смазываешь, чтоб наверняка… что бы сразу в кровь попала. И все. Семь раз не вынимая….

Слушающий откупорил синюю капроновую крышечку и, обмакнув палец в банку, обильно смазал десны.

— Улучшу на всякий случай, — загукал он, — Прощевайте, пацаны. Геге…

В печке постреливал уголь, я лечился от дневных потрясений. Вино как-то не лезло в горло. Было слышно как за стеной скулил Бобик. Сашка, устроившись за столом, читал талмуд Суходольского.

— Слушай, скажи «СЫЫЫР»! — неожиданно встрял он. — Тут написано, что нужно беззвучно произносить «сыр», что бы собеседник был предрасположен к тебе. Это внушает уверенность в себе и помогает в сложных переговорах. Скажи «Сыыыр»! Надо проверить…

— Сань, скажи честно, ты, где эту приблуду достал? — я отхлебнул немного вина.

— Какую? — его сообразительности я иногда завидовал.

— В банке которую.

— А. То Бобик помог. Скажи «СЫЫЫР»!

— Что, все три литра?

— Ну, я тоже добавил. Вода опять же. Ну, скажи «СЫЫЫР»!

— СЫЫЫР! — закричал я и засмеялся, мне неожиданно стало легко. Луна танцевала для меня. Спертый угольный воздух, приправленный Сашкиными кедами, обратился в нектар. Мир был справедлив и светел. И гуманен по-своему. Я вопил, — СЫЫЫР, Саня! СЫЫЫР!

Через месяц Саню выгнали, он подсадил Горкомунхоз на семьсот рублей звонков в Фергану. Я вернулся на завод. И однажды в столовой ко мне подсел Валерка с техотдела.

— Привет, тут такая тема! — блестя глазками начал он — Про струю носухи слышал?

— Нет, — ответил я, еле сдерживаясь.

— Тут человечек один есть, ты его не знаешь, Суходольский. У него три литра есть. Тут подняться знаешь как можно? Отличное средство. Мужики за любые деньги купят.

Я кивнул ему и прикрыл глаза.

Карманная артиллерия мисс Фойгт

дата публикации:21.04.2022

Флай роуд, семнадцать, в шести кварталах от океана. По улицам, как вода на сахаре, медленно расползается темнота, в жирном чреве которой копошатся аборигены. Их смутные силуэты попадают в пятна света зажегшихся фонарей. Делаю круг почета по району, замечая на углу пару скучающих дилеров, для клиентуры еще слишком рано. Но пройдет полчаса, и к ним выстроится очередь за нирваной. Они лениво обсуждают вечернюю торговлю, когда я медленно проезжаю мимо, Аля беспокойно возится в голове.

«Когда мы вырастем, у нас все-все будет, да?»

«Обязательно домик и двое детей»

Я отрицательно качаю головой и вздыхаю. Нет, ничего не будет, Аля. Все в прошлом. Иногда оно просто невыносимо. И некому сказать тебе: Все. Стой, приятель. Все, что могло случиться, уже случилось. Аминь, брат. В свете фар колеблются тени. Я бессмысленно смотрю на них.

Итак, Марта Фойгт, рыжая бестия со смуглой кожей. Она где-то там, в серой неизвестности между пятен света. Останавливаюсь на площадке у супермаркета, из витрин которого льется слепящий свет, у конурки моей таинственной курочки мест нет. Старый отель окружен машинами, как осажденный замок неприятелем. Изза этого, приходится растрясти жирок, пройдясь сотню метров до входа. На общем фоне я не выделяюсь, вид у меня помятый, как раз для клиентуры подобного рода ночлежек.

Я вообще не обращаю внимания на внешний вид, разве что причесываюсь и чищу ботинки. Сейчас эта лень играет на руку, сидящий за стойкой таракан принимает меня за очередного клиента. Единственное, что его удивляет, что я прибыл один, а не с подружкой. Вид у него самый что ни на есть нерадостный: серая рубаха навыпуск, шлепанцы, сальные волосы, собранные в хвост и порнографический журнал, который он с интересом изучает. «Горячие бабушки» написано на обложке. Я могу порекомендовать ему одну пламенную бабулю по имени Лина. Так, просто из расположения к этому несчастному крабу. Та лечит наложением губ. К ней тянутся цветущие бугенвиллии, слепые прозревают, паралитики восстают из кресел. Полностью или по частям! Астматики дышат без перханья! Тромбозы пробиваются закипающей кровью! Вот что она несет на хрупких плечах, эта медицинская Мадонна.

Но рекомендации не мой стиль, я молчу. Каждый должен жить своим умом. Политики с попами этим правилом не пользуются, а зря. Им все время кажется, что все живут неправильно, не так как надо. И они учат нас жить, забывая, что их самих некому учить. В итоге мир уже превратился в болото никому не нужных советов, над которым развевается большой, многоцветный флаг человеческой глупости.

Количество ее таково, что с каждым новым проповедником критическая масса вот-вот может случиться. И тогда все наше общество: с доктринами, нотами протеста, кодексами чести, рекламой, святыми угодниками, всеобщим враньем, выложенным добрыми намерениями, фондами спасения людей от самих себя, подслушиванием, скандалами, коррупцией и прочими изобретениями, рванет, как передутый шарик. А после, на фоне фонарных столбов с фигурками прошлых святых выползет новый блаженный, который пробормочет первый совет, приближая и без того близкий конец света. Мне кажется, что участвовать в этом глупо.

Любитель зажигательного рококо выдерживает стиль: не выражает ко мне никакого интереса. Жизнь его мало интересует, он перешел в другое измерение — пошлых фотографий и эротических, опоздавших лет на тридцать, иллюзий.

— Салют! — доброжелательно говорю я, — Как дела?

— Что надо? — он не любезен, этот затхлый старьевщик с длинным волосом. Я отрываю его от дел. Сам по себе факт моего существования в этой Вселенной его раздражает. Так же, как пятно на скатерти раздражает помешанного на чистоте.

— Кое-кого ищу, — я продолжаю ослепительно улыбаться. Он по-рачьи приподнимает глаза над стойкой и остро шутит.

— Неприятностей?

— Ты будешь смеяться, мек. Но я ищу человека.

Со вздохом отложив журнал, археолог-любитель откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди. Понятие «человек» ему не знакомо, оно из другой реальности. Из всех существ, которых он видел ни одно не подходит под это