Шелли заткнул сливное отверстие ванной и, поглядывая на унитаз, пустил воду. Трикси по-прежнему мурчала. Хорошо. Когда ванна наполнилась, его рука скользнула под эластичный пояс спортивных штанов и принялась рассеянно играть с половыми органами. Шелли не удивился, почувствовав возбужденную, настойчиво пульсирующую твердость, которая, казалось, высасывала кровь из рук и ног и стягивала ее в пенис. Он стоял с разинутым ртом, глаза пылали от невыразимого возбуждения, маслянистый пот выступил на длинном бледном теле.

Шелли открыл шкафчик под раковиной и надел длинные резиновые перчатки, брошенные поверх банки с чистящим средством, – в них мать делала уборку. Кончики пальцев похолодели, а тело горело ровным нетерпеливым жаром.

Он усадил Трикси на край ванны. Котенок уставился на него круглыми желтыми глазами, лапки скользили по фаянсу. Еще одна особенность животных – они понятия не имеют, что те же самые существа, которые их кормят, могут им и навредить.

Закон скаутов номер восемь: «Скаут – друг животных…»

Шелли схватил Трикси за шкирку и швырнул в воду.

Казалось, в ее тело закачали электрический ток – лапы напряглись и заскребли по фаянсу. Она почти вывернулась из его хватки, но Шелли вцепился котенку в горло – ладонь легко сжала пушистую шею – и толкнул обратно.

Через двадцать секунд сопротивление Трикси ослабло. А примерно через минуту прекратилось совсем. Шелли подождал еще немного, просто чтобы подстраховаться.

Он отпустил неподвижное тельце. Рот наполнился сухим, пыльным привкусом, словно Шелли наглотался мела, которым чертили линии на бейсбольной площадке. Но восторг начал спадать. Все закончилось слишком быстро. Котенок почти не сопротивлялся…

Трикси пулей вылетела из воды. Она выглядела совсем тощей, ее шерсть промокла и прилипла к коже. Шелли чуть не рассмеялся. Трикси взвыла и начала карабкаться по краю ванны. Шелли протянул руку и нежно сгреб все четыре лапки, сжав их одной рукой. Трикси бессильно кусала перчатки острыми зубками. Она издавала отчаянное «мяяяяууууу» и смотрела на мальчика трагичным и недоумевающим взглядом.

Шелли окунул ее в воду. Лицо его ничего не выражало, но рубашка уже пропиталась потом. Пенис болезненно отвердел, и Шелли чувствовал мучительную, но в то же время приятную нужду помочиться.

Он вытащил Трикси из ванны. Ее голова смешно свесилась между лопаток. Шелли еще раз макнул ее в воду. Рассеянно, будто старушка пакетик «Эрл Грея» в чашку.

«Возможно, она еще жива», – подумал он. И даже поразмыслил, не сохранить ли ей жизнь. Было бы интересно. Вдруг Трикси повела бы себя как Тимми Хиггс, который в детстве заплыл за буйки и едва не утонул. Теперь Тимми целыми днями сидел в старом кресле-качалке перед магазином «Хэсти» и говорил «Привет! Привет! Привет!» всем подряд – клиентам, случайным прохожим, грузовикам, голубям, чистому голубому небу. Однажды, когда Тимми отлучился в туалет, Шелли, убедившись, что никто не видит, подложил на кресло гвоздь. Реакция Тимми удивила и позабавила его: тот сидел, глотал из банки газировку, раскачивался и бормотал: «Привет! Привет! Привет!» Он вообще ничего не заметил. Заинтригованный, Шелли задержался, и, когда Тимми поднялся, увидел медную шляпку гвоздя, которая торчала из широкой плоской задницы. Ткань вокруг потемнела от крови.

К сожалению, Шелли предвидел, как при виде неуклюжего котенка насторожится мама. В любом случае самый безопасный вариант – тот, который больше всего вдохновлял.

Когда дело было сделано, Шелли слил воду из ванны и протер все полотенцем. Он снова бросил резиновые перчатки на банку с чистящим средством. Затем спустился вниз, взял оранжевый мешок для мусора и положил туда Трикси.

До этой истории Шелли не убивал тех, кого хватились бы. И в конце концов он решил котенка сжечь. Шелли запихнул бездыханное тельце в печку в подвале. Трикси вспыхнула за решеткой ослепительно-белым пламенем. Шелли немного беспокоило, что запах горелой шерсти поднимется через вентиляционные отверстия и проникнет в дом, но к тому времени, когда родители вернулись, подозрительные запахи уже улетучились.

Именно тогда на Шелли снизошло озарение: правильная утилизация превращалась в алиби. Котенок исчез. Необязательно умер. Возможно, просто убежал. Кошки постоянно так поступали. Они ведь глупые и неблагодарные.

После исчезновения Трикси мать была в ужасном состоянии. Она бродила по дому, тоскливо поглядывала на задний двор, что осложняло жизнь Шелли, поскольку там он вел свои дела и не хотел, чтобы его застукали. «То, что случилось с Трикси, просто ужасно, – повторяла мама. – Бедняжка». Шелли глубоко и искренне кивал, касаясь подбородком груди. Время от времени он ловил на себе взгляд матери – не то чтобы осуждающий, но все же… Вопросительный. Как будто сына, которого она родила, похитили среди ночи и заменили точной копией. Двойник говорил голосом ее сына, подражал его уму и способностям, но было в нем что-то тревожащее. Он – оно? – шагнул за пределы рода людского и наблюдал за всеми со стороны. Нравилось ли ему то, что он видел?

Но даже если мама на самом деле чувствовала нечто подобное, она никогда об этом не говорила. У родителей врожденная потребность верить в доброту своих чад – в конце концов, дети были отражением их самих.

Через неделю после убийства Трикси Шелли лежал в постели. Холодный лунный свет пробивался сквозь занавески, освещая его бледное лицо, которое так напоминало осиное. Он прокручивал всю сцену в голове: мокрая Трикси с диким взглядом выскакивает из ванны. Возбуждение вернулось – простыня натянулась в промежности, – но ощущение было слабым. Бледной имитацией того внезапного прилива. Шелли взвешивал: раз он испытал подобное с чем-то настолько жалким, как котенок, то что бы ощутил с чем-нибудь большим, сильным и более разумным? Ведь риск только усилит эйфорию, не так ли?

ШЕЛЛИ ПРОШЕЛ мимо остатков костра и, обогнув хижину, направился к подвалу. Там он присел на корточки и осторожно постучал в дверь.

– Кент, – нараспев позвал он. – Кееееенннниии.

При звуках его голоса что-то заскребло по ступенькам, будто огромный слепой краб. Послышался глухой стук кости о дерево. С петель посыпалась пыль. Шелли вдохнул сладкий, пахнущий гнилыми сотами воздух. На мгновение между планками показалось странное существо – отощавшее и угловатое, оно состояло из одних жутких костей, а лицо его заострилось бритвой.

В щель между створками проскользнули пальцы. Не похожие на пальцы человеческого существа – безобразно тонкие и высохшие, точно старая морковь, которая так долго лежала в темном холодильнике, что утратила свой цвет. На месте ногтей остались окровавленные серпики, окаймленные клочьями разодранных кутикул. Шелли предположил, что Кент сгрыз их один за другим. «Этот пальчик хочет спать, этот пальчик лег в кровать…»

– Я такой голодный.

Голос был древним. Шелли представил себе скорчившегося на лестнице старика-мальчика: сморщенный кошмар с белоснежными волосами и невероятно старыми глазами, роговицы которых сделались болезненно-желтыми, как у кошки. Как у Трикси?