Виктор жаждал познать «внешний мир» не только через лекции Венского университета, но и благодаря новым знаниям, встречам, открытиям, которые он, «как снаряд, мощно взрывающий все препятствия», с завидной страстью применял до глубоко почтенного возраста{185}.

Красноречивее всех размышлять о жизни, смерти, прочитанных романах и пьесах, мировых религиях и философских концепциях в их салоне любил Оскар Фридлендер, известный современным философам под именем Оскара Эвальда (Oskar Ewald, 1881–1940). Ему составляли компанию драматург-экспрессионист Франц Теодор Чокор (Franz Theodor Csokor, 1885–1969), и Макс Оппенгеймер (Max Oppenheimer, 1885–1954), художник-авангардист, подписывавший картины словосочетанием «MOPP», означавшим слияние первой буквы имени и фамилии. Дабы избежать путаницы, уточним, что в окружении Цвейга в разные периоды жизни было несколько людей по фамилии Оппенгеймер, причем двое носили одинаковые имена. Это были режиссер венского Бургтеатра Макс Оппенгеймер (1902–1957), снявший в послевоенном Голливуде (1947) картину «Letter from an unknown Woman» по мотивам знаменитой новеллы Цвейга «Письмо незнакомки», и его тезка, художник Макс Оппенгеймер, родной брат Фридриха Оппенгеймера, автора многих романов, в том числе дебютного «Сараево – судьба Европы». В 1908 году художник Макс Оппенгеймер, пользуясь фотографией Цвейга, сделанной несколькими неделями ранее в Дрездене в фотоателье «B. Wiehr», создал масляный портрет, изобразив писателя в очках за рабочим столом на фоне книжных полок домашней библиотеки. Стефану портрет понравился. Тридцать лет спустя запоздалая благодарность окажется «своевременной», но уже для брата художника, приехавшего в середине 1941 года в Нью-Йорк в поисках любого заработка. Осознав положение Фридриха, Цвейг обратится к издателю Бенджамену Хьюбшу, и уже в 1943 году в издательском доме «E. P. Dutton» опубликуют роман Фридриха Оппенгеймера «Орлиный гнев».

Подробнее стоит вспомнить еще об одном близком друге Цвейга, художнике итальянского происхождения Альберто Стринга (Alberto Stringa, 1880–1931), с которым он познакомился в Париже в 1904 году и пригласил его переехать жить и работать в Вену. Стефан Цвейг вместе с Феликсом Брауном помогал «лучшему итальянскому другу» организовывать его персональные выставки в галерее Геллер, а затем в венском Сецессионе{186}, куда иностранных мастеров ввиду негласной дискриминации{187} упорно не допускали. Можно с полной уверенностью сказать, что Стринга в венском Сецессионе стал исключением.

Будущий рисовальщик и портретист родился в небольшом горном местечке Каприно-Веронезе, расположенном вблизи озера Гарда в провинции Верона, в итальянском регионе Венето. У его отца была скромная винодельня, с ранних лет Альберто помогал родителям обрабатывать землю, собирать урожай с плантаций, носить воду, работать рубанком и пилой, чтобы в свободные часы иметь возможность отправиться в горы, полюбоваться просторами зеленых пастбищ и склонов. Природа станет для его романтической натуры первым учителем, галереей неповторимых красок и сюжетов, сочетанием живых цветов, теней и света. Приехав в Париж в 1904 году и примкнув к группе веронских художников, он увлекается импрессионизмом, картинами Жоржа Сёра и Клода Моне и, конечно, ходит в Лувр смотреть на шедевры эпохи Возрождения.

Благодаря Цвейгу итальянский художник познакомился в Париже с Эллен Кей, Леоном Базальжеттом, Эмилем Верхарном, встретился с юными французскими и бельгийскими мастерами портретов, скульпторами, граверами. Стефан настолько любил Альберто, что в 1906 году именно ему посвятил свою поэму «Долина скорби», а когда друг освоил немецкий язык, он искренне порадовал Цвейга переводом на итальянский его стихотворения «Восход солнца в Венеции».

Семилетний период жизни в Вене{188} станет для веронского художника самым насыщенным и плодотворным в работе. Он нарисует углем в трехмерном изображении портреты почти всех участников салона Евгении Хиршфельд, в том числе портрет Цвейга и автопортрет. До войны этот интеллигентный «бородач» (так Цвейг называл друга в мемуарах) успеет завершить работу над портретами Лео Фельда, Франца Карла Гинцки, Виктора Флейшера, Райнера Рильке, Александра Моисси, Германа Бара, Эдуарда Штукена, Эмиля Люкка.

Разрушить крепкую дружбу Цвейга и Стринга, как и отношения сотен тысяч, миллионов друзей из разных европейских государств способно было только время – страшное время 1914 года. Поддавшись всеобщей военной эйфории и шовинистическому воодушевлению, они станут патриотами и защитниками своих государств. Зимой 1915 года художник покинет австрийских друзей, чтобы вместо кисточек и красок взять в свои тонкие пальцы тяжелое оружие. Альберто Стринга станет офицером артиллерии в Монте-Бальдо, недалеко от родной деревни, где когда-то с угольком в кармане и рисунками в альбоме бродил, созерцая ландшафт миролюбивой природы. Стефан столь тяжело переживал их расставание, что за четыре года не сумел найти подходящих слов, не выразил в дневнике военных лет свои душевные муки в связи с отъездом друга. Только спустя шесть лет, весной 1921 года, они «решительно и бесцеремонно» крепко обнимут друг друга во Флоренции как старые добрые друзья. Войне и вражде будет положен конец.

Аналогичные испытания в годы войны предстояло пройти Цвейгу и с другим итальянским другом, редактором и критиком Джузеппе Антонио Боргезе. В мемуарах писатель прямо указывает на причину их расхождений во взглядах, возмущается его антигуманной «невероятной» позицией, бездумно и слепо занятой после объявления всеобщей мобилизации: «Один из лучших и самых страстных писателей Италии, имевший огромное влияние на молодежь, он, переведший “Страдания молодого Вертера” и будучи преданнейшим почитателем немецкой философии, во время войны занял резкую антигерманскую и антиавстрийскую позицию и, поддерживая Муссолини (с которым позднее разошелся), настаивал на войне. Всю войну сама мысль о том, что мой старый товарищ может оказаться среди самых непримиримых врагов, представлялась мне невероятной». И тут же с ностальгией пишет: «Старый друг Д. А. Боргезе, в чьем обществе я – вместе с графом Кайзерлингом и Бенно Гейгером – провел в Берлине и Вене немало восхитительных вечеров». День примирения с Боргезе, как и с художником Стринга, наступит весной 1921 года в послевоенной Италии, но уже в Милане.

Стоит сказать несколько слов и об австрийском переводчике и искусствоведе Бенно Гейгере (Benno Geiger, 1882–1965), с которым у Цвейга в годы войны отношения только укрепились и в дальнейшем десятилетиями оставались близкими и предельно откровенными. Ранние годы Бенно провел с матерью и родной тетей в Венеции, где учился в начальной школе, а после в коммерческом колледже. Толстые учебники по математике и экономике ему быстро наскучили, и в 19 лет юноша отправился в Берлин и Лейпциг, чтобы посещать лекции по музыке, истории искусства, классической немецкой литературе. В Берлине в 1904 году он и познакомился с Цвейгом.

Гейгер был поразительно одаренной личностью. В юности в качестве хобби расписывал изделия из фарфора, а достигнув мастерства, выполнял заказы для венской фабрики керамики Фридриха Гольдшейдера{189}. Занимался переводами с итальянского языка сочинений Джованни Пасколи, Данте Алигьери, Франческо Петрарка. Сам при этом сочинял прекрасные мелодичные стихи – на его произведения российская пианистка и композитор Элла Адаевская (Гейгер приходился ей племянником) сочинила 24 прелюдии для голоса с фортепиано. Будучи знатоком антиквариата, он четыре года (1910–1914) работал научным сотрудником в музее Кайзера Фридриха