– То есть своими руками отдать наших роботов Звездному Пророку, – сообразил Чичхох. – Проклятье! Как они до этого додумались?!

– Скажи спасибо сам знаешь кому, – усмехнулся Домби Зубль. – Слушай дальше. В тридцать шесть галчей Пророк построит Храм одним мановением руки и выступит с обращением. В нем он объявит, что каждый прихожанин Техноцеркви признается Системой Урт разумным существом, и что между Конфедераций Фтальх и Системой Урт готовится договор о проникающем гражданстве…

– Это невозможно! – живо возразил Чичхох. – Конфедерация никогда не подпишет такой договор!

– Посмотрим, – пожал плечами Домби Зубль, – у Звездного Пророка хорошие связи. Слушай дальше. После выступления Пророка выяснится, что робоверцы уже имеют статус разумного существа на Урте, и вся дипломатия Техноцеркви будет работать на предоставление им проникающего гражданства в остальных цивилизациях Галактики. Роботы, успевшие стать робоверцами, окажутся буквально в шаге от признания эрэсами. Остальным роботам это не понравится!

– Это и мне не понравится, – заметил Чичхох. – Железки-то они железки, но если начнут власть делить…

– Наконец-то ты меня понял, – щелкнул когтями Домби Зубль. – Вот для чего Звездному Пророку Черные роботы. Он хочет организовать нападение на своих робоверцев, вызвать войну между роботами и в очередной раз выступить в роли миротворца. И все это – у тебя под носом, мой любезный друг.

– Хорошо, что ты так редко заглядываешь ко мне в гости, – присвистнул Чичхох. – А откуда ты узнал все эти подробности? И зачем, собственно, ты мне их сообщаешь?

– Я же, в отличие от тебя, до сих пор в строю, – усмехнулся Домби Зубль. – Так что мне тоже кое-что от тебя нужно.

– Разрешение на спецоперацию? – предположил Чичхох.

Домби Зубль сдержал улыбку.

– Помощь в спецоперации, – уточнил он. – Мне нужен Звездный Пророк, обвиненный в организации массовых беспорядков на религиозной почве. Причем очень желательно, чтобы этот Звездный Пророк был заблокирован в мире Авареска.

Чичхох припал к сосуду с нектаром, а потом закусил вылетевшей из листвы толстопузой мухой.

– Ты меня действительно порадовал, До… Дайен Збирек, – просвиристел он. – Все совсем как в добрые старые времена!

– У нас остались считанные галчи, Чичхох, – улыбнулся Домби Зубль. – Звездный Пророк – достойный противник.

– Я знаю, – глаза Чичхоха мечтательно замерцали. – Ты привез мне настоящее развлечение! Заканчивай свою операцию прикрытия – и прилетай ко мне. Будем расставлять сети!

Ты обойдешься без меня, старый плут, подумал Домби Зубль. Этой ночью я буду просто спать.

Третья копия оказалась куда самостоятельнее первых двух. Переключив сознание, Домби Зубль увидел свою руку – черную, металлическую, усеянную острыми шипами, – мертво сцепившуюся с точно такой же рукой широченного гуманоидного робота. В локте у ближней руки что-то щелкнуло, и она рухнула на стол под бешеные крики стоявших вокруг роботов.

– Твоя взяла, – услышал Домби Зубль свой механический голос. – Сто пятьдесят тысяч эйков. И по тысяче сверху за каждого разобранного!

– Да тогда мы все разберемся на части! – взревел противник Домби Зубля.

– Ты не понял, – усмехнулся Домби Зубль. – За каждого разобранного, независимо от того, ваш он или не ваш.

– Да мы их там знаешь сколько накрошим? – развел руками предводитель Черных роботов. – Точно за каждого платишь?

– За каждого, Сахманбрад, – кивнул Домби Зубль. – Только учти, с самим Пророком лучше не связываться.

– Да ну? – клацнул челюстью робот. – Откуда знаешь?

– Встречался, – Домби Зубль откинул плащ и продемонстрировал левую руку – смятую, перекрученную, с торчащими наружу несущими стержнями. – Это он голыми руками. Короче: разбирайте только своих!

Третьей мировой войны не будет. Но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется.

Советский анекдот

Артем Калашников проснулся и сразу же понял, что вставать в такую рань – сущий идиотизм. Глаза слипаются, руки-ноги только и мечтают, что на другой бок перевернуться, в голове крутится совершенно не к месту прерванный сон…

Пока Калашников уговаривал себя таким образом, по телу прокатилась холодная бодрящая волна, и от сна остались только приятные воспоминания. Звездная Россия, усмехнулся Калашников; организм работает не то что как часы – вместо часов.

Он выпрыгнул из постели и потянулся всем телом, совершая короткую, но вполне эффективную утреннюю зарядку. Восемь галчей, что по-земному означает четыре часа утра; самое спокойное время в расписании Звездного Пророка. Ну что ж, решил Калашников, перебираясь в кресло; раньше сяду – раньше выйду. От этих спонков чего угодно можно ожидать, даже полной трансформации личности. Так что свободные часы лучше оставить на после просмотра.

– Запускай, – скомандовал Калашников домашнему компьютеру. – Сначала обучалку, конечно.

Спальня плавно погрузилась во мрак, и перед Калашниковым повисло бесформенное белое облачко. Нечто, произнес невидимый голос на безупречном русском языке. Издалека начинает, подумал Калашников; впрочем, в любом языке самый главный глагол – это «быть». Облачко погасло, оставив после себя смутное ощущение присутствия; «ничто», сообщил невидимый голос. Облачко появилось вновь, начало мерцать и менять форму; «существование», обозначил этот нехитрый процесс все тот же голос. Калашников наморщил лоб, уловив в изложении что-то смутно знакомое по институтскому курсу философии. Облачко вернулось в исходное бесформенное состояние, и голос произнес слово на незнакомом Калашникову языке – «энем». Рядом с облачком появилась надпись из трех незнакомых, но четко отличавшихся друг от друга значков. Ну слава Богу, перевел дух Калашников; язык – алфавитный, значит, усвою без проблем. Непонятно только, зачем эти «нечто» с «ничто»; кодировали бы напрямую «нечто-энем», не пришлось бы сто шестьдесят часов тратить.

Уже к исходу первого субъективного часа Калашников понял, что учит вовсе не язык. То есть, конечно, язык спонков в его звуковой и письменной форме автоматически оставался в памяти – но главное, чему учил Калашникова хитроумный модуль, заключалось совсем в другом. Модуль учил думать, причем думать совершенно особым, строго формальным и в то же время удивительно гибким способом. Вместо облачка перед Калашниковым стали возникать куда более сложные предметы – звезды, планеты, тектонические разломы, диковинные звери, эрэсы неизвестных цивилизаций, – и каждый раз им соответствовали одни и те же высказывания, отличавшиеся друг от друга буквально несколькими слогами. Калашников с удивлением обнаружил, что между разумным существом и планетой имеется значительно больше сходств, чем различий, а рост галактических империй удивительно напоминает образование облаков. В середине третьего часа Калашников уже не осознавал, на каком языке идет комментарий к иллюстрациям – так захватил его поиск сходств и различий в самых разнородных процессах. К двенадцатому часу Калашников неожиданно для себя перехватил инициативу и сам предложил модулю предмет для анализа: земную цивилизацию двадцатого века. Модуль ответил согласием – что Калашникова нисколько не удивило, спонки должны были знать, кому они посылают черный контейнер, – и вот уже смутное белое облачко превратилось в полупрозрачный земной шар, пронизанный разноцветными нитями и светящимися полями. Разобравшись с Землей, Калашников щелкнул пальцами и нарисовал на мысленном экране Галактику – модуль принял вызов, засыпал Калашникова непонятными словами и расчеркал большую часть Галактики длинными строчками текста.