и тот с любопытством спросил: «Та девочка, которая постоянно к тебе приходит, твоя сестра?» Я соврал, но все равно стал нервничать: так больше не могло продолжаться. Я встретился с Канной и заявил, что мы должны расстаться. Она заплакала, прижалась ко мне, даже сказала: «Если мы расстанемся, я больше никогда никому не смогу доверять». Тогда я начал ее убеждать, что скоро она меня забудет, что у нее будет еще много парней и, самое главное, если мы не расстанемся, то меня арестуют. Тогда она наконец смирилась.

Были сумерки, мы гуляли вдоль реки. Я проводил ее до станции. Уходя, Канна постоянно оглядывалась. Когда я помахал ей рукой на прощание, она, понуро опустив голову, исчезла за турникетами. Так все и закончилось. Еще где-то полгода я не мог спать по ночам, все ждал, что ее родители подадут на меня в суд. Но ничего не произошло.

Я обычно не смотрю новости, поэтому про всю историю с убийством знаю только в общих чертах. Честно говоря, увидев на экране ее имя, я сначала даже глазам не поверил, а после старался лишний раз не включать телевизор. Никогда не думал, что спустя десять лет буду рассказывать о Канне при таких обстоятельствах…

Закончив свой рассказ, Коидзуми выдохнул. Я начала задавать ему вопросы, тщательно подбирая слова. Если б он решил, что его пытаются в чем-то уличить, то сразу бы замкнулся.

– Господин Коидзуми, вам всегда нравились девушки младше вас?

– Честно говоря, в то время я немного побаивался своих ровесниц. В старшей школе одноклассницы почему-то издевались надо мной, обзывали жирным пупсом. Тогда же по телевизору начали постоянно крутить совсем юных девочек-айдолов[38], которые еще ходили в начальную или среднюю школу. Они носили откровенные наряды и казались уже совсем взрослыми. Канна мне их очень напоминала, поэтому я совсем не замечал нашу разницу в возрасте.

– Вы говорили, что в ее взгляде читалось влечение. Может ли так быть, что это вы первым посмотрели на нее таким образом?

Казалось, Коидзуми хочет уйти от прямого ответа.

– Но я ни к чему не принуждал ее. Честно, – оправдывался он.

– Канна на самом деле сказала: «У меня это не в первый раз»?

– Да, так и сказала.

– Она никогда не упоминала о других мужчинах в ее жизни? Или о том, что подвергалась сексуальным домогательствам? Постарайтесь вспомнить.

– Насчет домогательств…

Его губы задрожали.

– Я не знаю, можно ли это так назвать, но, судя по ее рассказам, в семье творилось что-то странное.

Я с силой сжала руки, лежавшие на коленях.

– Что вы имеете в виду?

– Когда мы начали встречаться, то завели дневник для переписки. Канна писала туда обо всем, что с ней происходило, а я читал это и оставлял свои комментарии. Иногда в этом дневнике она рассказывала про какие-то совсем уж ненормальные вещи. Была, например, такая запись: «Сегодня я позировала, за это мне подарили новое платье, и я очень обрадовалась. Но после занятия ко мне снова приставали, это было неприятно». Но я не знаю, может быть, она это выдумала.

– У кого в итоге остался этот дневник? – осторожно уточнила я.

– Он должен быть у Канны.

– Вы когда-нибудь задавали ей вопросы о содержании дневника?

Коидзуми выглядел виноватым.

– Я хотел спросить, но чувствовал, что не стоит этого делать. Канна не любила рассказывать про свою семью.

Вероятно, будучи замкнутым человеком, Коидзуми сам избегал откровенных разговоров. Его невозможно было в чем-то обвинять. Он сидел тут, загнанный в угол моими вопросами, и постоянно потирал нос. Но один вопрос все-таки не давал мне покоя.

– Господин Коидзуми, до этого вы сказали, что ни к чему не принуждали Канну. Я не подвергаю ваши слова сомнению, просто хочу еще раз уточнить: интимная связь между вами действительно произошла по обоюдному согласию? Хотя, конечно, даже в этом случае она вряд ли могла до конца понимать, что из себя представляет физическая близость…

Мужчина не проронил ни слова. Похоже, он просто не знал, что сказать. Не дождавшись ответа, я решила заканчивать разговор:

– Ладно, что же… Господин Коидзуми, спасибо большое. Ваша история поможет нам лучше понять Канну.

Я встала и уже думала попрощаться, но тут в разговор вступил Цудзи:

– И все-таки я не понимаю…

Я удивленно повернулась в его сторону. Цудзи сверлил Коидзуми взглядом.

– Цудзи! – окрикнула его я, но он не обратил на меня никакого внимания.

– Конечно, Канна была еще ребенком, но вы ведь встречались, она постоянно приходила к вам домой. Вы должны были испытывать к ней какие-то теплые чувства – пусть и не любовь, но хотя бы симпатию. И когда эта совсем еще маленькая девочка призналась вам, что какой-то парень к ней пристает, вам что, совсем не захотелось ее защитить? Вы же мужчина!

Измученный расспросами Коидзуми нахмурил брови и признался:

– Думаю, я просто испугался.

Я села обратно на стул.

– Вас пугало, что о ваших отношениях может кто-то узнать?

Он отрицательно покачал головой и нехотя ответил:

– Она очень сильно изменилась за то время, которое мы провстречались. Иногда я не мог понять, говорит она правду или врет. Еще она могла внезапно заплакать и уже никак не приходила в чувство, что бы я ни делал. А порой, когда мне казалось, что она ведет себя очень покладисто, буквально в следующую секунду Канна начинала злиться и выходить из себя. Однажды она направила на меня кухонный нож и заявила, что хочет умереть вместе со мной. Когда у нее было хорошее настроение, в ней могла вспыхнуть страсть, в такие моменты она совсем не походила на ребенка. Мне было ее жаль, но я не мог этого больше выносить. Мне оставалось только сбежать от нее. Честно говоря, мне кажется, Канна сама отчасти использовала меня. Она ведь просто не хотела возвращаться к себе домой.

Он поддался желанию, но при этом не мог справиться с чувством вины и в конце концов сбежал, испугавшись осуждения окружающих, так и не сумев помочь Канне. Сколько ни упрекай его, это не повернет время вспять. Однако я все равно решила сказать:

– Ваше предположение могло бы быть верным, если б мы говорили про отношения двух взрослых людей. Вполне естественно, что слишком ранняя сексуальная активность пошатнула психику Канны. Для ребенка, чей разум и тело еще не окрепли, отношения с вами находились за рамками понимания и были тяжелым бременем – как физически, так и психологически. Но при этом она была настолько одинока, что была вынуждена искать помощи у вас. К слову, Канна просила передать, что хотела бы с вами встретиться. Как вы поступите? – спросила я, хотя и догадывалась, что он ответит.

Коидзуми тут же произнес:

– Разве я могу к ней прийти… Даже если мы увидимся, мое лицо только напомнит