Я кивнул, собрался подняться, но замешкался, пытаясь решить возникшее противоречие. А потом все-таки плюнул на привычки и знакомые традиции и притянул к себе жену, чтобы поцеловать.

Стьёль Немой

Прета из всех стран интересовала Альмиру меньше всего. С Ладикой и Виратой мы граничили, острова рассматривались как возможный союзник против первых двоих или потенциальная добыча. Конечно, воевать через границу невозможно, но для получения в собственное распоряжение земель совсем не обязательно действовать оружием, дипломатия и интриги здесь порой куда эффективнее.

А Прета далеко, там совсем чужие и чуждые порядки, и взять с этой страны нечего. Конечно, далеко не вся ее территория представляла собой пустыню, но все равно смысла связываться с ней мы не видели, поэтому в нравах и обычаях тамошних уроженцев я разбирался заметно хуже, и теперь приходилось изучать тонкости на практике.

Может, я был предвзят и необъективен, но Ламилимал мне не нравился. Не понравился с первого взгляда, еще в тот момент, когда я и помыслить не мог, какое место займу в этой стране. Слишком пестрый, слишком яркий, слишком женственный, но при этом двигающийся как опытный воин и глядящий слишком пристально и цепко для прожигателя жизни. Он очень напоминал в этом Даора Алого Хлыста, со скидкой на национальный колорит.

Я не сумел бы объяснить причину столь разного отношения к этим двум людям, но Даор вызывал уважение и восхищение, а Ламилимал — неприязнь до полного отвращения. Первый казался актером, играющим разные роли, а второй — подделкой, какой-то дрянью в яркой обертке. Кажется, так Искра реагировала на суть этих людей, ту, что пряталась под всеми масками.

В общем, предположение Тии упало на благодатную почву и укоренилось. Я понимал, что оно наложилось на необъективное личное отношение и поведение шаха в последнюю нашу встречу, но выбросить из головы не мог. Ламилимал действительно мог поддаться на посулы Хаоса — или чего-то, что мы называли этим именем. Он казался достаточно горячим, самоуверенным и неосторожным, чтобы рискнуть головой, неправильно оценив последствия.

Думал я, впрочем, не столько о шахе, сколько о его целях.

Любые действия правителя, направленные на соседнее государство, могут быть ориентированы только на одно: на получение выгоды для себя. Если, конечно, правитель не поставлен теми самыми соседями, но этот вариант рассматривать сейчас не стоило. Отношения Вираты с Претой были менее напряженными, чем с моей родиной, но это ничего не гарантировало и мирного благоденствия не обещало. До Пятилетней войны у них тоже случались столкновения, порой продолжительные и кровопролитные, а вот после той победы Вираты отношения стали тихими и ровными, и это вызывало определенные подозрения. Претцы хитры и самолюбивы, а еще они умеют ждать. Чего ждали теперь? Конечно, мысли про Хаос интересны сами по себе, но может статься, что он тут совершенно ни при чем и дело в обычной человеческой жадности.

Надо все же выяснить, какие именно чары наложила Идущая-с-Облаками. Простая сохранность жизней нескольких детей совсем не объясняет того удивительного покоя, в котором пребывала Вирата все это время. Да, Гнутое Колесо и остальные высокопоставленные лица на удивление преданы стране и кесарю, настолько, что в это с трудом верится. Но как это могло повлиять на соседей, которые в отсутствие верховной власти не попытались поживиться за счет ослабленной страны?

Положим, королю Фергру было не до новой завоевательной войны, он за время предыдущей очень многое упустил в своих землях, едва не доведя свой обнищавший, обескровленный народ до бунта, и теперь вынужден был лихорадочно наверстывать, наводя порядок внутри страны. Поскольку получалось это плохо, мечта разобраться с Виратой так и осталась мечтой.

Владыка Ладики — человек жесткий и волевой, но он очень не любит решать вопросы военным путем, основательно закрепился в существующих границах и не видит необходимости в захвате каких-то земель. Редкое качество — умение довольствоваться тем, что имеешь.

Но Прета? Казалось бы, самое время дожать соседа, ослабленного войной и смертью кесаря, — но нет же, не сунулись. Положим, во время войны и сразу после Прете тоже было не до внешних проблем: тогда как раз скоропостижно скончался прежний шах. В результате болезни или несчастного случая — я смутно помнил ту историю, был тогда слишком мал. Кроме того, кажется, примерно в это время я постигал мореходную науку на островах и совсем не думал о политике.

Если же продолжить размышления в этом направлении и отбросить нездоровые аппетиты Фергра с его мечтой о море, выходит, что та война больше всего выгоды принесла нейтральным соседям, как это обычно и бывает с тяжелыми, затяжными войнами. И не стоит исключать намерений Преты со своей стороны вцепиться в Вирату, когда та всерьез ослабнет. Просто не успели: умер шах, и борьба за власть внутри страны нарушила стройный план. Нарушила — или отсрочила?

Для шаха и его двора наш брак с Тией — кость в горле. Дарка — неорганизованная сила, рассчитывать на нее бесполезно. Позиции Владыки в Ладике исключительно сильны, а политика его стабильна. А теперь еще и проверенный вариант, стравить Вирату с Альмирой, не так-то просто провернуть: никто из братьев, займи он престол, не рискнет идти против меня. Не потому, что я слишком умен или опасен как противник, — просто в этом случае они не смогут положиться на некоторые очень сильные фигуры. В Альмире до сих пор хватает людей, которые предпочли бы видеть корону на моей голове, пусть и увечной, чем на чьей-то из их. Толковый политик мог бы изменить мнение этой части аристократии, переманить ее на свою сторону, но откуда этому «толковому политику» взяться? Это точно не про моих братьев.

С другой стороны, есть простой выход: убить меня. Что, собственно, и попытался провернуть загадочный некто, отдавший приказ ухрам. И как после этого можно не подозревать шаха? Не исключено, что и на драку он спровоцировал меня в намерении убить под благовидным предлогом, и странная попытка рассорить меня с женой тоже наталкивает на определенные мысли. Да, разлад в семье кесаря — не то же самое, что смерть, но это возможность расшатать ситуацию внутри страны.

Как на мою гибель могут отреагировать в Альмире? Сложно сказать. Я отлично знаю страну, в которой родился, и то не взялся бы сделать прогноз. С равным успехом они могли выразить формальное сочувствие и тем ограничиться, обидеться на Прету и объявить войну Вирате. Слишком неспокойно сейчас и неопределенно все в самой Альмире: Фергр не встает с постели, и кто именно там правит — и боги не скажут наверняка.

Вообще, удивительно и даже почти страшно, насколько быстро я перестал считать себя альмирцем и задумываться о благе родной страны, не ощущая при этом ни малейшего раскаяния.

Но, с другой стороны, раскаиваться можно, когда ты совершил какую-то ошибку и ощущаешь за собой вину, а мне каяться не в чем. Из прошлой жизни меня вычеркнули при первой же возможности, ничего от меня не ждали и не хотели, буквально похоронили. А пять лет затворничества вполне можно было зачесть как очистительное пребывание на Железных облаках перед новой жизнью: в тишине и уединении, в мыслях о высоком и наедине с богами. Волю его величества Фергра я исполнил, когда умер для родной страны, и довольно с него. Можно сказать, он сам освободил меня от всех долгов — сына, наследного принца, даже вассала и офицера.