дельных предложениях сразу сообщалось в листовках, в газете. Мы не только старались использовать надежные, апробированные формы и методы пропаганды, но также изыскивали новые.

Помнится, например, как вечером, когда все политотдельцы собрались подвести итоги очередного дня, майор Давыдов, вернувшийся из подразделений 59-й гвардейской танковой бригады, доложил:

– Знаете, Николай Андреевич, что «чумазые» (так в наших войсках испокон веку называли механиков-водителей) удумали? Стали на пониженную без промежуточного газа переходить.

В то время я был неплохим водителем и знал, что на автомобиле для перехода с пониженной передачи на повышенную применялось «двойное сцепление»: отжал, подбавил газу, снова отжал сцепление. А вот при переходе на пониженную передачу можно было обойтись и без промежуточного газа. Несколько оторванный от войсковой практики, я и не задумывался, что у танкистов это делается не так. Удивился:

– А что, Григорий Васильевич, разве этого раньше не знали?

– В том-то и дело… Не видел я раньше такого, не привилось это у танкистов. А теперь… Наверное, бывшие шоферы надоумили. Они теперь все в механики-водители переквалифицироваться стремятся.

– Что ж, дело хорошее. И танк без рывков идет, и шестерни меньше «съедаются». Пусть те механики-водители, которые так хорошо свой шоферский опыт использовали, расскажут о том по танковому радио – чтобы времени лишнего не тратить.

Поутру, перед началом занятий, это сообщение облетело все бригады. А на занятиях уже началась отработка нововведения. Мелочь? Нет, использование всех возможных резервов, борьба за продление срока эксплуатации танка.

Кстати, опыт информирования по танковому радио у нас привился, это всем понравилось.

Подобных примеров можно привести множество – из, казалось бы, мелочей складывались километры, моточасы, тонны горючего… Было заведено: любая неисправность, поломка боевой машины должна быть обсуждена самым подробным образом. Не затем, чтобы «снять стружку», а для того, чтобы дать каждому экипажу возможность заранее устранить предпосылки к аварии.

В работе этой активно участвовали политработники низового звена, которые каждодневно видели жизнь подразделений изнутри – на них, замполитов рот и батальонов, ложилась основная тяжесть.

В начале января забот у нас основательно прибавилось: прибыло молодое пополнение. Новичков нужно было срочно готовить к тяжелейшим испытаниям грядущих сражений. Офицеры, сержанты внимательно знакомились с новыми людьми, обучали их, воспитывали. Большую помощь командованию, политсоставу оказывали партийные и комсомольские активисты, агитаторы. Искреннюю заботу, теплое, душевное отношение молодые воины чувствовали с первого же дня прибытия в корпус. Встречали их очень торжественно, при развернутых гвардейских знаменах. Новичкам рассказывали, за что награждены орденами бригады и полки, за какие заслуги присвоены им почетные наименования. Молодых воинов знакомили с подвигами героев, с боевыми традициями гвардейцев. В праздничной обстановке вручались им танки, САУ, минометы, арторудия, автомобили, стрелковое вооружение. Как только новички начинали осваиваться, в полках и бригадах проводились технические конференции с механиками-водителями и ремонтниками. Закаленные в боях специалисты щедро делились опытом, рассказывали своим новым товарищам немало полезного и поучительного.

Та же тема, ввод в строй молодого пополнения, воспитание его на славных гвардейских традициях, определила повестку дня проходивших в то время партийных собраний.

Мы, политотдельцы, старались принять участие в проведении возможно большего числа этих собраний, побывали в различных коллективах, у воинов разных родов оружия. Мне особенно запомнился деловой, интересный разговор, состоявшийся у коммунистов 1817-го гвардейского самоходного артиллерийского полка, заместителем командира которого по политчасти был гвардии майор В.П. Судак. Тот самый Судак, который редактировал многотиражную газету «Сталинец» в нашей академии.

Вот ведь как бывает! Фронтовая судьба нежданно-негаданно свела меня со старым знакомым, вскоре превратившимся в моего верного друга и надежного помощника. Военный журналист, ранее редактировавший корпусную газету, он перешел на партийно-политическую работу. Теперь узнать Виктора Порфирьевича можно было с большим трудом. В академии это был вчерашний гражданский человек, волей судьбы надевший командирскую форму. А теперь передо мной предстал боевой, решительный, отважный офицер, отмеченный высокими наградами Родины.

Был у него, кстати, такой случай… Однажды Виктор на «Виллисе» догонял самоходки своего полка. Шли по вражеской территории, приходилось держать ухо востро. Недалеко от дороги гвардии майор заметил старый сарай, который чем-то ему не понравился. Можно бы было проехать мимо, но Судак подумал, что это – идеальное место для засады, отсюда легко ударить в тыл или фланг проходящей колонне. Приказал водителю свернуть к сараю.

Подъехали. Понимая, что если враг здесь находится, то давно уже заметил машину и терять нечего, офицер рывком распахнул дверь сарая. Пришлось мобилизовать всю свою волю, чтобы не отпрянуть – прямо перед ним была целая группа гитлеровцев, не менее десятка, вооруженных, готовых к бою. Что делать? Тут уж или, как говорится, пан или пропал…

– Хенде хох! – приказал Виктор. – Бросай оружие!

Столько уверенности, спокойной убежденности услышали враги в голосе советского офицера, что никто не решился стрелять. Бросая автоматы, солдаты один за другим начали выходить наружу. Это может показаться неправдоподобным, но деморализованный противник, как правило, быстро теряет свои боевые качества.

Такой он героический человек, Виктор Порфирьевич Судак, ныне полковник в отставке, председатель Совета ветеранов нашего корпуса.

Итак, я прибыл на партийное собрание. Самоходчики расположились на большой заснеженной поляне, разместились между шалашами, в каких в ту пору все мы жили, прямо на открытом воздухе, поодаль от замаскированной заиндевевшей техники.

Холодно в тот день не было никому, настолько все увлеклись разговором. Обошлись без выспренных слов, не было чтения с бумажки – говорили о главном, о насущном. С уст не сходили воспоминания о том, как показали себя коммунисты в боях у Праги, при обороне Наревского плацдарма. Каждому было что вспомнить. Говорили горячо, увлеченно, щедро делились опытом, не скрывали ошибок. Каждый подчеркивал – половина успеха была предопределена должной подготовкой в период отдыха и переформирования под Киевом.

Выступающие зачастую говорили вещи очевидные для опытного бойца. Но это не было случайностью: партсобрание было открытым, рядом с коммунистами сидели комсомольцы, беспартийные. Новички жадно ловили каждое слово. Я понимал, что в полку, основательно пополненном молодыми воинами, уже сколачиваются хорошие, крепкие экипажи, которые будут бить врага по-гвардейски. Опытные и обстрелянные солдаты чувствовали особую ответственность перед теми, с кем завтра должны были идти в бой…

Выступил на том собрании и я. Говорил о героизме и мужестве воинов корпуса. Примеров тому было множество. Помню, я рассказал – мое выступление было в первую очередь адресовано новичкам – о подвиге воина-артиллериста Михаила Борисова.

Это произошло под Прохоровкой 12 июля 1943-го, во время самого крупного танкового сражения в истории. На пути атакующих «Тигров» насмерть встала батарея противотанковых пушек старшего лейтенанта П. Ажиппо. Защищенные лишь тонкими броневыми щитками орудий, осыпаемые снарядами