Гордон дождался, пока старик повернется к нему лицом.

– Понимаю, дедушка. Понимаю.

– Ну, так как тебе помочь?

– Я хочу, чтобы вы надели свой самый приличный костюм, натянули самую суровую гримасу и отправились на проспект Императора Вильгельма.

– И?

– Поднялись в контору кофейной компании «Арабс» и попросили Андраша Сёллёши.

– И?

– Скажите ему, что вас прислал один из советников Иштвана Барцихази Барци. Господин государственный секретарь хочет поговорить о весьма деликатном деле. Дело настолько деликатно, что он даже по телефону не осмелился бы его озвучить, поэтому попросил вас прийти лично.

– Исключено, дорогой мой. Даже я знаю, кто такой Иштван Барци. Правая рука премьер-министра, близкий соратник Хорти.

– Не волнуйтесь, дедушка, все будет в порядке. Я вас уверяю, Сёллёши не будет задавать вопросов.

Какое-то время старик взвешивал все в уме.

– Раз ты просишь, дорогой мой.

– Очень прошу, дедушка.

– Ладно. Я приду и скажу, что меня прислал один из советников Иштвана Барци. И?

– Мол, он просит, чтобы сегодня Сёллёши вернулся домой к пяти, потому что государственный секретарь его навестит. Ситуация по немецкому вопросу изменилась, и эти изменения непременно надо обсудить. Никто не должен об этом знать.

– Ты соображаешь, что творишь? – Мор посмотрел на Гордона.

– Надеюсь, что да, – ответил Гордон.

– Это все? А при чем тут я?

– Потому что мне никто не поверит, если я скажу, что работаю на советника государственного секретаря при премьер-министре. А серьезнее вас никого не найти. Если каштаны не к спеху, то я провожу вас и подожду.

Мор снова прокрутил все в уме, наконец встал и пошел в комнату. Через пару минут Гордон услышал, как дверь ванной открылась и закрылась. А через десять минут Мор уже стоял перед внуком в опрятном черном костюме, натянутом на животе жилете, из кармана которого свисала золотая цепочка с крупными звеньями для часов, в котелке и с тростью, украшенной ручкой в форме волчьей головы. По такому исключительному случаю Мор даже пригладил бороду и усы.

Они зашли в метро на Кёрёнде, затем пешком прогулялись от Октогона до проспекта Императора Вильгельма. Свернули с проспекта Андраши на Надьмезё, оттуда – на улицу О. Помпезное, внушительное здание «Арабс» располагалось практически напротив улицы Яноша Араня. Его фасад украшал хорошо известный фирменный знак: араб, который поднял руку к лицу и сверкнул глазами. Старик сделал глубокий вдох, поправил шляпу, подкрутил усы и вошел.

Оставшись ждать перед зданием, Гордон закурил. За его спиной сменялись автобусы, трамваи, сигналили автомобили, без перерыва раздавался звук полицейского свистка. Не прошло и десяти минут, как Мор вышел из здания «Арабс».

– Он будет дома, дорогой мой, – сообщил тот Гордону.

– Все прошло хорошо?

– Да, хорошо, – ответил старик.

– Ну, дедушка, спасибо. Сегодня вечером, около семи к вам приедет Кристина. Она будет ругаться – у нее есть на это причины и полное право, – не принимайте близко к сердцу.

– Что ты с ней сделал?

– Ничего особенного, дедушка. Я оставил ее в Лиллафюреде, чтобы она немного отдохнула.

– Тогда почему она будет ругаться?

– Потому что я сделал это в каком-то смысле без ее ведома. Я ее успокою. Вам просто надо будет меня подождать. Я приду, как только со всем разберусь.

– А что сейчас?

– Пойду на ринг, – ответил Гордон.

Старик кивнул и медленным тяжелым шагом направился в сторону улицы О, а Гордон тем временем сел на автобус.

На стадионе у Западного вокзала людей было мало, что неудивительно. Тренировка интересует немногих, так что, войдя на стадион, Гордон сразу заметил Штрауса у одного из рингов. Он следил за боксерами, держа в руке сигару. Гордон обратил внимание на то, что один из боксеров не кто иной, как Мишка Мясник. Репортер подошел к Штраусу.

– Хотите получить из алмаза бриллиант? – спросил он тренера.

Тот посмотрел на него и махнул рукой:

– Да черт знает, что из него выйдет. Решил попробовать, вдруг можно слепить полноценного боксера. Лень – это полбеды, с ней еще можно что-то сделать. Но голова! Проблема в ней. Он думает, что врежь он хорошенько – сразу победит.

– А ведь он может хорошенько врезать?

– Может, еще как! Никто не спорит. Но если судьба сведет его с более шустрым, знающим технику боксером, сила ему не поможет, сколько бы у него ее ни было, все равно окажется на земле.

Штраус затянулся и сделал шаг вперед к рингу.

– Мишка! Мишка! – заорал он. – Руками двигаете – хорошо! Ногами тоже надо. Я не прошу, чтобы вы мне тут выплясывали, но не стойте как истукан.

Мясник кивнул своей огромной головой, сделал два шага вбок, соперник начал атаку, на что Мишка так славно вмазал ему по подбородку, как будто пытался убить целую корову.

– Гляньте! – подскочил старик. – Вот что происходит. Я ему говорю, что делать, мы повторяем, он кивает, выходит на ринг и снова первым делом сбивает соперника.

– Это же неплохо.

– Конечно, неплохо, но скоро у меня закончатся достойные его боксеры. Этот боров всех валит, как на бойне, а потом стоит как болван, – разводил руками Штраус.

А Мишка Мясник тем временем опустил руки и растерянно стоял возле стонущего на полу соперника.

– Выходите, Мишка, и идите домой. Как найду нового боксера, сразу вас позову, чтобы вы снова его завалили.

Мясник перелез через канаты и, свесив голову, пошел в раздевалку.

– Я получил ваше сообщение, – сказал Гордон.

Штраус уселся на стул и жестом пригласил Жигмонда присесть рядом.

– Послушайте, мне все это чертовски не нравится. Мы думали, Антал Кочиш тоже тут будет, но у него появились дела и он попросил меня передать вам все, что узнал.

– Что вам не нравится?

– Все это дело с Пойвой, – обеспокоенно ответил Штраус. – Я поспрашивал. Он совсем испортился. За двадцать пенгё готов прибить любого. За десять – избить до полусмерти. – Старик посмотрел Гордону на лоб и на слегка припухшие губы.

– Всего за десять пенгё? – спросил Гордон.

– Так точно.

– Лучше бы я сам дал ему десять пенгё, чтоб он меня не бил, – заметил Гордон.

– Это такой тип, что он принял бы ваши десять пенгё, но все равно бы избил. Но это еще цветочки, потому что Пойва участвует в запрещенных боях. Его ничто не интересует, кроме денег. – Штраус разочарованно покачал головой. – За пятьдесят пенгё он расквасит физиономию любому сопернику. А знаете, что смешно?