Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разве здесь есть что-то смешное?
– Смешно то, что все это знают, но продолжают на него ставить. Даже говорить не нужно, что букмекеры могут заработать целое состояние на одном таком… – Штраус пытался подобрать слово, – побоище. Потому что это не спорт. Даже близко к боксу не стояло.
– Когда у него следующий матч?
– Завтра вечером, – ответил Штраус.
– Где?
– Вы хотите на него сходить? – Тренер нахмурил брови.
– Да, хочу, – кивнул Гордон.
– Вам виднее. На проспекте Губачи, недалеко от городской скотобойни Кёзвагохид, в промышленной зоне. Они начинают около шести. – Штраус некоторое время колебался, продолжать ему или нет. – Поняли, где найти Пойву? – спросил он наконец.
Гордон припомнил свою последнюю встречу с Геллертом.
– Район Марии Валерии. А кто его соперник?
– Его зовут Яцек, – ответил Штраус. – Поляк. Медлительный, тупой, почти как Мишка Мясник, но, если его разозлить, наваляет так, что мало не покажется. Кстати, он на бойне работает, по соседству. Может, и правда есть что-то в этих мясниках.
– Спасибо, – сказал Гордон.
– Не благодарите. Мороз по коже от всего этого.
– У меня тоже.
– А вы ведь даже не видели драки.
– Иду туда не по доброй воле, я обязан там побывать. Мне пора, в пять надо успеть в Буду.
– Готовите репортаж с участием богатых господ? – спросил Штраус.
– Что-то вроде того, – отозвался Гордон. – Только не репортаж и без участия богатых господ.
Гордон доехал на автобусе до пересечения проспекта императора Вильгельма и улицы Надьмезё. Вышел, посмотрел время. Четыре с небольшим. Если поторопится, то успеет к пяти в Буду. Через пару минут он уже закрыл за собой дверь квартиры на улице Ловаг и подошел к письменному столу. Вытащил из кармана копии своих заметок, один экземпляр положил вместе с копией протокола вскрытия, остальные – сунул в ящик. Надел чистую рубашку и через минуту уже был в пути.
Без четверти пять Гордон вышел из трамвая на Итальянской аллее. В начале проспекта Пашарети он закурил, поднял воротник и пошел навстречу моросящему дождю. Машина Сёллёши – «майбах-цеппелин» – стояла перед домом. Гордон выкинул окурок и позвонил.
Служанка поспешила к воротам, накинув на плечи платок.
– Ой, боже мой, вы изволили снова прийти, – вырвалось у нее при виде Гордона.
– Ваш хозяин уже ждет, – заявил тот. – Мы договорились на пять.
– Так точно, прошу, – кивнула девушка. Она как будто сглотнула подступивший к горлу комок, открыла ворота и впустила Гордона.
Он прошел в дом. В прихожей передал ей пальто и шляпу.
– Я сейчас же доложу достопочтенному господину, – сказала девушка и провела гостя в гостиную.
– Доложите и его жене, – тот обернулся.
Девушка закрыла за собой дверь. В гостиной царил полумрак, комната освещалась только одним торшером. Тюлевые шторы не пропускали даже тот блеклый свет, который еще пытался пробиться сквозь дождливые сумерки. Гордон подошел к столику с напитками, выбрал бутылку американского виски, налил в стакан и сделал небольшой глоток. Давненько он не пил достойный виски. Гордон попытался распробовать напиток, сел в кресло, положил ногу на ногу и принялся ждать.
Дверь открылась. В гостиную вошла жена Сёллёши. Когда она увидела Гордона, ее взгляд охладел, морщинки вокруг губ словно застыли.
– Вы, – враждебно проговорила она сквозь зубы.
– Я. – Гордон опустил стакан.
– Если вы снова начнете расспрашивать о моей дочери, только зря потратите время. Мне вам нечего сказать.
– Не знаю, с чего вы решили, что я пришел из-за вашей дочери, – Гордон поднял на нее взгляд, – но вы попали в точку. Только расспросы я вести не собираюсь. Я и так практически все о ней знаю. Есть пара деталей, их я со временем проясню.
Пока Гордон говорил, женщина становилась все бледнее. В какой-то момент она пошатнулась и оперлась о дверной косяк.
– Что значит: вы все знаете? – спросила она хриплым голосом.
– Почти все. Мне нужно уточнить некоторые детали у вашего мужа. Я подумал, что вам тоже не помешало бы здесь присутствовать.
Женщина как будто и не слышала, что говорит Гордон. Ее губы начали беззвучно произносить слова. Мужчина молча ждал.
– Что… что случилось с Фанни? – прошептала женщина. – С ней что-то случилось, да? Что?
Гордон только собрался ответить, как дверь снова открылась и на пороге появился Сёллёши. Гордон прекрасно знал, как он выглядит, тем не менее весьма удивился. Тот как две капли воды походил на актера Артура Шомлаи. Это был высокий мужчина, ростом приблизительно метр восемьдесят, на солидном животе едва заметно расходился прекрасно сшитый английский костюм. У Сёллёши была уверенная походка. Он сразу же устремил свой инквизиторский взгляд на Гордона. Профиль у промышленника был острый, седые, слегка вьющиеся волосы были зачесаны назад, и пускай у него не было аккуратно подстриженных усов, все равно Гордону казалось, будто перед ним сам Артур Шомлаи. Сёллёши закрыл за собой дверь, одновременно изучая Гордона взглядом холодных серых глаз.[26]
– А вы еще кто такой? – заговорил хозяин дома с нескрываемым презрением в голосе. – Я жду важного гостя, а не вас.
– Вы ждете Иштвана Барци? – Гордон взглянул на промышленника.
Сёллёши удивился.
– Вас это не касается.
– Можете ждать Барци сколько хотите. Он все равно не явится, придется довольствоваться мной. У господина государственного секретаря есть дела поважнее, он не станет тратить свое драгоценное время на сброд вроде вас.
Лицо мужчины исказил гнев. Глаза сузились, рука сжалась в кулак.
– Я спрашиваю, кто вы такой!
– Жигмонд Гордон, репортер-следователь газеты «Эшт», – ответил гость, но руки не подал, потому что был уверен, что Сёллёши ее не пожмет.
– Проваливайте, – прогремело в ответ. – С писаками мне не о чем говорить.
– Андраш, он сказал, что хочет поговорить о нашей дочери, – дрожащим голосом произнесла жена.
По безжизненному лицу Сёллёши как будто пробежала тень, но Гордон не был в этом уверен. Прежде чем торговец успел что-либо сказать, репортер сунул руку во внутренний карман, достал протокол вскрытия и бросил первую страницу на стол.
– Что это? – спросил Сёллёши, даже не глядя на бумагу. Однако жена бросилась к столу, взяла бумагу и начала читать. Страница дрожала у нее в руках. Сёллёши не сдвинулся с места. Он перевел взгляд с жены на Гордона, который к тому моменту уже понял, что был прав. Он просто сидел в кресле, листал свои заметки и ждал.