Они отказались уйти, когда Джон отдал приказ немедленно очистить территорию Пароландо. Узнав об этом, Джон зловеще улыбнулся, дернул себя за волосы и выпалил свое любимое ругательство.

В это время Сэм следил за установкой нескольких тонн динамита внутрь плотины. Это было еще одним из его козырей, которые следовало бы вытащить только в случае крайней необходимости. Использовать это средство было бы самоубийством и могло быть оправдано только в том случае, если нашествие противника окажется удачным.

Фон Рихтгофен, раскрасневшийся и запыхавшийся после подъема, рассказал Клеменсу о прибытии церковников и об их отказе уйти. Он и словом не обмолвился о поведении Джона.

Сэм сказал Лотару, чтобы тот передал изгоям, что он только вечером спустится с плотины. Пусть они его ждут, но не удаляются дальше чем на двадцать ярдов от чашного камня, к которому они причалили. Какое-то мгновение Клеменс размышлял о том, а не приказать ли им убраться тот же час и не велеть ли солдатам, чтобы те слегка подтолкнули их широкой поверхностью мечей в случае сопротивления. Ему было жарко, он был весь покрыт потом и цементной пылью и ощущал сейчас какую-то особую ненависть к церковникам. Благословением этой планеты было отсутствие мух и комаров, но люди, в данном случае церковники, пытались изо всех сил заполнить эту брешь.

Грохот бетономешалок, крики мастеров и скрежет лопат и ручных тачек не позволили Сэму услышать выстрелы, раздавшиеся через полчаса после посещения Рихтгофена. Он ничего не знал о том, что произошло на берегу Реки, пока к нему снова не прибежал Лотар.

У Клеменса возникло такое ощущение, будто все его суставы сломались и он рухнул в грязную яму. Джон испытал новые пистолеты на святошах. Сотня Марков-1 с кремневыми затворами за три минуты лишила жизни почти пятьсот мужчин и женщин. Джон лично перезаряжал оружие и стрелял более десятка раз, использовав несколько последних пуль для того, чтобы прикончить раненых.

Около тридцати наиболее красивых женщин были схвачены и уведены во дворец Джона.

Задолго до того, как он достиг берега Реки, Клеменс увидел толпу, собравшуюся вокруг чашного камня. Он пропустил вперед немца, чтобы тот расчистил ему дорогу. Толпа расступалась перед ним, как Красное Море перед Моисеем, подумал Сэм, но настоящее Красное Море предстало перед ним, когда он прошел сквозь толпу. Тела были набросаны одно на другое, покрыты кровью и клочьями оторванной плоти, их кости были раздроблены пулями крупного калибра. За свои девяносто семь лет жизни Сэм так и не привык к гробовой тишине. Казалось, она висела над трупами как невидимое и холодное облако. Рты, которые уже никогда не будут произносить слова, мозги, которые больше уже ничего не будут думать…

И то, что завтра эти люди со свежими и здоровыми телами вернутся к жизни где-то в других местах на берегах Реки, не приносило никакого утешения. Потрясение от вида смерти нельзя ослабить никаким умствованием.

Джон находился здесь же и отдавал распоряжения о переноске тел в мыловаренные и кожевенные цеха. Увидев Сэма, он ухмыльнулся, как нашкодивший мальчишка, которого поймали за ухо, когда он тащил за хвост кошку.

— Ведь это же настоящая бойня! — вскричал Сэм. — Как вы допустили такую резню? Неоправданная и непростительная резня! Для нее не было никаких причин, кровожадный зверь!!! Вы были им всегда, подлая собака, таким и останетесь! Свинья! Свинья! Свинья!

Ухмылка сошла с лица Джона, и он сделал шаг назад, увидев, что Сэм, сжав кулаки, направился к нему. Могучий Закскромб, подняв в руке огромную палицу со стальными шипами на конце, двинулся навстречу Клеменсу.

— Не сметь! — закричал Лотар фон Рихтгофен. — Не трогайте его или я позову Джо! Я пристрелю каждого, кто приблизится к Сэму.

Сэм оглянулся. Лотар держал в руке пистолет, дуло которого было направлено на Джона.

Он посмотрел на короля и увидел, что его смуглое лицо побледнело, глаза округлились. Даже голубой цвет глаз, казалось, потускнел. Позже Клеменс жалел, что он не велел Рихтгофену стрелять. Хотя Стрелки и были людьми Джона, возможно, они не решились бы стрелять, если бы их начальник был убит первым же выстрелом, поскольку сейчас они были окружены вооруженными людьми, большинство из которых недолюбливали Джона, и почти все были потрясены учиненной им бойней. Но даже если бы они и решились, то Сэм и остальные могли бы в момент залпа броситься на землю и пули бы просвистели мимо. А после этого, кто знает, что могло бы произойти после этого?

Но теперь было уже бесполезно фантазировать! Этот приказ он так и не отдал!

Тем не менее, Сэму надо было что-то предпринять. Если он допустит, чтобы Джону это сошло с рук, то он может потерять уважение людей, да и сам перестанет уважать себя. После такого ему оставалось бы только одно — сложить с себя полномочия со-консула, а это означало, что он потеряет Судно!

Он слегка повернул голову, но так, чтобы не терять из виду Джона, и увидел бледное лицо и большие темные глаза Ливи. Вид у нее был такой, будто ее вот-вот стошнит. Он сделал вид, что не обратил на нее внимания, и позвал Сирано де Бержерака, который стоял в первом ряду окружавшей их толпы, держа в руке длинную шпагу.

— Капитан де Бержерак! — Сэм указал на Джона. — Арестуйте со-консула!

В руке у Джона был пистолет, но он не поднял дуло.

— Я протестую! — вскричал англичанин. — Я велел им немедленно уйти, но они отказались. Я предупредил их, но они продолжали упорствовать. И только после этого я приказал стрелять. И к чему весь этот шум — завтра они все равно оживут!

Сирано торжественно подошел к Джону, остановился, отдал честь и произнес:

— Ваше оружие, сэр!

Закскромб взревел и поднял утыканную шипами палицу.

— Не нужно, Зак, — махнул рукой Джон Безземельный. — Согласно Хартии один консул имеет полное право арестовать другого, если считает, что тот действует в нарушение Хартии. Но я недолго пробуду под арестом.

Он вручил Сирано свой пистолет, рукояткой вперед, затем отстегнул пояс и передал его французу. На поясе были ножны с длинным кинжалом и коротким мечом.

— Я вернусь в свой дворец, пока вы и Совет будете решать мою судьбу, — сказал он. — В соответствии с Хартией вы обязаны собраться в течение часа после ареста и вынести решение через два часа, если только этому не помешают какие-либо чрезвычайные обстоятельства, связанные с безопасностью государства.

Он пошел прочь, и Сирано двинулся сразу же за ним. Люди Джона какое-то мгновение колебались, а затем после громоподобного приказа Закскромба последовали за своим хозяином. Сэм, глядя, как они уходят, удивился, что не было особого сопротивления, и ему пришло в голову, что Джон четко понял, что Сэм вынужден так поступить, чтобы не потерять свое лицо. И Джон прекрасно понимал, что Сэм постарается избежать принятия решения, которое могло бы привести к гражданской войне, но в то же время он примет его, если возникнет угроза Судну.

Поэтому Джон решил не мешать Сэму. Ему не хотелось раскрывать карты. Во всяком случае сейчас. Он уже удовлетворил свою кровожадность. А когда советники соберутся, они выяснят, что Джон действовал в рамках закона, в соответствии со своими полномочиями. Хотя и не имел на это морального права. Но тогда его сторонники начнут пылко оправдывать его действия и с точки зрения морали. Ведь в конце концов, все мертвые завтра воскреснут, а урок, который он преподал Церкви Второго Шанса, в высшей степени полезен для государства. Теперь церковники долго будут обходить Пароландо стороной. И конечно же, Сэм Клеменс вынужден будет признать, что их присутствие в стране крайне нежелательно. Если эти святоши будут продолжать обращать в свою веру граждан Пароландо, Судно так никогда и не будет построено. Более того, другие государства, в меньшей степени ослабленные тлетворным влиянием философии Церкви Второго Шанса, начнут нападать на Пароландо.