— Благодарю, но не уверен, что согласен с вами, — вежливо пробормотал Чейз. Удивленный таким откровением, но не желая обсуждать эту тему, он напрягся, потому что им владело сильное чувство, что Сайлас искал его через неделю после того, как узнал, что Чейз встречается с его дочерью, не для того, чтобы поблагодарить.

Внимание Сайласа усилилось, и его голос стал тише, когда он ответил:

— Тогда ты ошибаешься, сынок. В детстве Арни Фуллер был мажором. Его отец — мудаком. Его дедушка — самым главным мудаком. Потом он купил себе мундир и стал не меньшим мудаком. Но мудак со значком — это очень плохо. Он рос в такой среде, поэтому у него не было иного выхода, кроме как стать мудаком, как и его родственники. Проблема заключалась в том, что он проявил себя в этом хуже тех двоих. Пусть тогда тебя здесь не было, но ты знаешь, как все начиналось и разрасталось. Когда ты приехал сюда, дела обстояли немногим лучше, и тот уровень дерьма, с которым тебе пришлось столкнуться, стал повышаться, но дерьмо — оно и есть дерьмо. Дошло до того, что мы все утонули в нем. Вы с Долински избавились от него. Ни один мужчина до тебя, даже Тейт Джексон, не взял на себя такую ношу. Два десятилетия уровень дерьма все повышался. Так что, я не согласен с твоим несогласием. Ты сделал то, что до тебя не смог ни один мужчина, и многие люди благодарны тебе за это.

Не желая говорить об этом, но определенно желая прекратить разговор, Чейз кивком принял благодарность и отхлебнул еще кофе.

Сайлас сделал глоток, и его взгляд вернулся к окну.

Сайлас молчал. Как и Чейз. Молчание затянулось на некоторое время, и Чейзу это надоело.

— Сайлас, вы хотели сказать что-то еще?

Взгляд Сайласа метнулся к нему, и он, не колеблясь, пустил стрелу.

— Я не хочу, чтобы ты встречался с моей дочерью.

Чейз почувствовал, как напрягся.

Бл*ть, дерьмо, вот оно.

Бл*ть.

Дерьмо.

— Сайлас… — начал он.

Сайлас поднял руку.

— Я сказал сынок, что благодарен тебе. Но я честный человек, поэтому пришел сюда, чтобы поделиться этой благодарностью и объясниться. Я желаю тебе счастья. Ты заслуживаешь его, но не с моей дочерью.

— Без нее не получится, Сайлас, — тихо сказал Чейз.

— Я понимаю. Но полагаю, ты меня тоже понимаешь, — тихо ответил Сайлас. — Видишь ли, Чейз, я очень наблюдателен. Я понял, что ты за человек, как только тебя увидел. Не знаю всей истории. Но знаю, что она плохая. Это не мое дело, и я не хочу знать. Так что не буду спрашивать. Что я точно знаю, так это то, что моя дочь — мечтательница. В ее глазах скрываются звезды, но не нужно вглядываться в них глубоко, чтобы их увидеть. Как ее отец, я хочу, чтобы она воплотила в жизнь любую мечту, которая таится в ее хорошенькой головке. Я также знаю, что ты перед Богом давал брачные обеты женщине, даже если не хотел, чтобы она носила твое кольцо на своем пальце. Затем ты начал жить так, будто не давал тех обетов перед Богом. Полагаю, у тебя имелись свои причины, но какими бы они ни были, я — мужчина, муж и отец, и хочу своей дочери добра. Надеюсь, где-то в глубине души ты понимаешь причину, по которой мне не нравится, что ты проводишь время с моей дочерью, как я понимаю причину, какой бы она ни была, по которой ты нарушил клятву, данную своей жене перед Богом.

— Нас женил мировой судья, — немедленно парировал Чейз, когда Сайлас замолчал и увидел, как Сайлас моргнул.

— Что ты сказал, сынок?

Чейз оторвался от столешницы и посмотрел в глаза мужчины.

— В то время я не знал, что мне выпадет еще один шанс. Что я точно знал, так это то, что если бы женился на женщине, которую намеревался любить и лелеять, пока смерть не разлучит нас, был бы счастлив встать перед священником в доме Божьем и дать этот обет с намерением его сдержать. Мисти хотела венчания в церкви. Она не получила его именно по этой причине. Я не собирался давать обет в доме Божьем, который намеревался нарушить. Так что не согласился. Теперь, если мне посчастливится найти женщину, которую я буду любить и лелеять, я поклянусь ей и Богу быть с ней в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас. И если эта женщина окажется женщиной, которую я выбрал сам, женщиной, которую я действительно люблю и лелею, то дам этот обет на полном серьезе, Сайлас.

Он перевел дыхание, Сайлас открыл было рот, чтобы заговорить, но Чейз опередил его.

— И я хочу, чтобы вы знали: я не обижаюсь. Вы правы. Я понимаю вас. Только вы не понимаете меня. И я ценю ваш визит ко мне, вы присматриваете за своей дочерью. Вы также правы, что мое прошлое — не ваше дело. Я не собираюсь вам о нем рассказывать. Но могу обещать, что если то, что завязывается между мной и Фэй, продолжит пускать корни, расти и цвести, она все узнает. Я ничего от нее не скрою. Ей предстоит принять решение, захочет ли она остаться со мной на том пути, которым я следую, чтобы попытаться вновь стать тем мужчиной, которым я хотел быть. Если она решит поделиться этим с вами, это будет ее выбор. Я не стану вмешиваться в вашу семью и в то, как вы общаетесь. Не стану просить ее не рассказывать вам. Я позволю ей самой решить, что она хочет делать. Мне повезло, что у нее такие родители, потому что уже знаю, что вы с женой не будете выпытывать что-то у Фэй, если она сама с вами этим не поделится.

— Ты пытаешься вновь стать тем мужчиной, которым хотел быть? — тихо спросил Сайлас.

— Если плавать в грязи, Сайлас, она проникнет сквозь твои поры.

При этом Сайлас отодвинулся от островка и прошептал:

— Сынок, ты не можешь брать это на себя.

— Слишком поздно. Я сделал это, женившись на Мисти. Откроюсь вам немного. Шесть лет назад я попался в ловушку. Четырнадцать месяцев работал с отделом внутренних расследований. Полагаю, считать вы умеете.

— Но…

Чейз его перебил. Ему было чем заняться. Он не хотел говорить об этом. И не собирался отступать даже перед таким хорошим человеком, как Сайлас Гуднайт, заслуживающим, чтобы ему уделили