коем разе! – улыбнулась повитуха. – Она только клялась и Маткой Бозкой, и Сыном Ее, и Яном Крестителем, и всеми святыми угодниками, что больше ни за что и никогда рожать не станет. Даже если для этого ей потребуется собственноручно завязать пану полковнику узелок на… Пан, думаю, поймет, где именно.

Я согнулся пополам от хохота, глядя на побагровевшее от смущения и испуга лицо моего помощника.

– Не огорчайтесь, пане! – акушерка со снисходительной усмешкой опытного профессионала махнула рукой. – Очень многие женщины при первых родах так и думают: больше ни за что и никогда. А потом оглянуться не успеешь – уже с полдюжины ребятишек, и еще новый на подходе…

– Кстати, про ребятишек! – Набравшись храбрости, я спросил: – Когда можно их увидеть?

– Немного терпения, панове. Сейчас скажу Ядвиге, чтобы их вынесла. Только не берите сразу на руки, со стороны поглядите, хорошо?

– Хорошо! – торопливо согласился я.

Акушерка скрылась за дверью.

– Ручаюсь, это происки пани Катарины! – решительно заявил Тадеуш. – Вроде и видела Агнусю всего пару раз, а уже успела забить голову всякой ересью. Ну, я такой узелок покажу драгоценной теще, что на всю оставшуюся жизнь запомнит! Несчастный мой тесть!

Глава 30

Я посмотрел на листы бумаги, выложенные аккуратной стопкой по левую руку. Затем перевел взгляд на горку смятых листов справа. Наконец с тяжелым вздохом взглянул под ноги, где валялась такая же горка… И помянул князя Вишневецкого «незлым тихим словом».

Дернув шнур звонка, приказал торопливо появившемуся слуге принести еще одну большую порцию кофе, да покрепче. С раздражением ловя себя на мысли, что Иеремия, конечно, мой благодетель и начальник, но все-таки редкостная свинья! В конце концов, кто из нас собирается стать королем?! Неужели ему так трудно было самому написать это распроклятое письмо! Тем более что он-то, в отличие от меня, прекрасно знает всех членов Сейма! Ну, или большинство по крайней мере. Знает, как с ними нужно разговаривать, какие аргументы использовать, на какие слабые места давить… Так нет же! «Пан Анджей не откажется, надеюсь, составить текст, хотя бы вчерне? Езус свидетель, очень устал, неважно чувствую себя…» А я, выходит, никогда не устаю! Как только сошел снег и просохла земля, возобновились учения, да в таких масштабах, что предыдущие показались детской игрой. С марш-бросками на длинные дистанции, установкой проволочных заграждений, развертыванием конной артиллерии и сосредоточением огня… К вечеру гудели ноги, одежда насквозь пропитывалась потом. А тут еще младенец, которому нужно уделять время и силы! Я молодой отец, тысяча чертей, и тоже хочу отдохнуть!

«Перетрудился, бедненький! – плаксиво загнусавил внутренний голос. – Не высыпаешься, сыночка ночами укачиваешь, на прогулки выносишь, пеленки ему меняешь… Может, еще и кормишь грудью?»

– Да пошел ты! – огрызнулся я, придвигая к себе новый лист.

– Куда мне идти, проше ясновельможного пана? – опасливо спросил слуга, как раз в эту минуту принесший кофейник.

– Это я не тебе! Поставь вот сюда, – я раздраженно смахнул со стола измятые листы, – и можешь быть свободен.

– Слушаюсь, ясновельможный! – слуга удалился чуть ли не бегом, явно решив, что не стоит искушать судьбу, раз уж начальство не в духе.

Налив полную чашку, я буквально через силу проглотил немного горячей ароматной жидкости. Выпито было столько, что уже не лезло. Хотя кофе сварили просто восхитительно, спору нет! В конце концов, Речь Посполитая переняла эту привычку напрямую от турок, а уж те – кофеманы известные… Ах, если бы еще умных мыслей от него прибавилось!

Я снова взялся за перо, постаравшись мысленно поставить себя на место князя. Ну, какими словами убедить этих сиятельных ослов в Сейме, какие аргументы подобрать, чтобы они врубились: ты просишь чрезвычайных полномочий не для того, чтобы стать диктатором, а только для общего бла… Стоп! Вот именно: чтобы стать диктатором, но лишь на короткое время и для общего блага! А если еще сослаться на известный исторический пример…

В голове внезапно просветлело, все стало ясно и понятно.

– Ай да Русаков, ай да сукин сын! – ликующе потирая руки, воскликнул я, торопливо сделал еще пару глотков кофе и обмакнул перо в чернильницу.

«Это уж точно!» – с медовой ядовитостью тут же откликнулся противный голос…

* * *

Великий канцлер Оссолинский, прилагая немалые усилия, чтобы сохранить внешнее спокойствие и невозмутимость (опять разыгралась изжога, да еще терзал какой-то непонятный страх), продолжил чтение:

– Всем нам, ясновельможное панство, бесконечно дорога наша любимая Отчизна, которая, в отличие от многих соседних государств, являет собой пример торжества прав и привилегий вольных людей, а не пример деспотизма и беззакония. Ибо построена она по образцу Римской республики, народ которой, пройдя через бедствия, тиранию и междоусобицы, взял за непреложное правило избегать чрезмерного сосредоточения власти в одних руках. Для чего, согласно законам, власть вручалась лишь на строго определенный срок, и каждый ее носитель, будь то консул или претор, эдил или квестор, был подотчетен перед Сенатом и Народным собранием…

Канцлер сделал паузу, потянувшись к бокалу с водой. Сенаторы удивленно переглядывались, шептались… Пока в письме Вишневецкого не было ничего странного или пугающего, речь шла о вещах, известных каждому образованному человеку. Но как раз это и смущало, сбивало с толку.

– Именно это мудрое правило позволило Римской республике многократно усилиться, расширить владения свои, одолеть всех врагов и стать могущественной, – продолжил чтение Оссолинский. – Однако же в истории было несколько моментов, когда ради общего блага, чтобы предотвратить смертельную опасность, нависшую над государством и народом, приходилось поступать иначе. В эти моменты римляне добровольно отдавали неограниченную власть избранному лицу, каждое распоряжение которого отныне имело силу закона, и безропотно подчинялись ему. Да, панове, речь идет о диктаторе! Вспомните хотя бы Квинта Фабия, которому вручили судьбу Рима после того, как Ганнибал разгромил консулов у Тразименского озера и уничтожил их легионы…

Поднялся ропот, сначала еле слышный, но усиливающийся с каждым мгновением. Ян-Казимир, сидевший в тронном кресле под балдахином с изображением государственного герба, встрепенувшись, нахмурился.

– Так князь решил стать диктатором? – ехидно выкрикнул кто-то. – Наконец-то он сбросил маску!

– Какое мужественное, а главное – скромное пожелание! – со смехом отозвался другой сенатор.

– Панове, панове… Прошу тишины! Дайте дочитать! – повысил голос Оссолинский. – Где же… Ах да! «Однако римляне не забывали о своих правах и достоинстве даже в столь тяжких обстоятельствах. Да, диктатор обладал безграничной властью, но всего лишь полгода, а затем он обязан был сложить с себя полномочия – и любой гражданин мог выдвинуть против него обвинения и привлечь к суду. Это было гарантией против злоупотребления властью, суровым предостережением! Диктатор