все это — только за то, чтобы мы не трогали твоего города? — прищурился Святослав, — или же есть что-то еще?

— Есть, — кивнул Хосров, — если ты слышал о нашем заливе — может знаешь и чем он богат?

— Жемчуг? — пожал плечами Святослав, — это все знают.

Однако он не мог скрыть заинтересованности в голосе — разговор начал принимать интересный оборот. Отметил это изменение и Фанна Хосров.

— На островах, что мы зовем Бахрейном, и впрямь много жемчуга, — сказал он, — который, будь он вашим, многократно окупил бы ваш поход. Однако нынче этими богатствами владеют еретики и смутьяны, что зовут себя карматами. Они отрицают всех князей и эмиров, халифов и императоров — это царство гнуснейшей черни, желающей, чтобы все были равны и все было общее — земля, рабы, — да, несмотря на свое учение о равенстве они владеют рабами, — и даже женщины. Никто в той земле — будь ты оборотистый купец или славный воин, никто не вправе распоряжаться тем, что он добыл своим мечом, золотом или острым умом. Все забирает и распределяет, по своему усмотрению, карматский Совет, выбранный не по знатности рода или хотя бы из тех, кто более других удачен в бою, но лишь из тех, кто умеет лучше всех драть глотку. Эти же горлодеры утверждают, что их проклятый порядок должен распространиться по всей Вселенной, ради чего и ходят в грабительские набеги на всех соседей.

Святослав и его спутники с изумлением и отвращением слушали буидского «шаханшаха».

— От начала веков Боги, устраивая землю, разделили и род людской, — медленно проговорил Святослав, — есть те кто пашут и сеют, те кто ведет торговлю и те, кто воюет, защищая их всех. От ступней Всеотца-Рода родились смерды и челядь, от бедер его купцы и ремесленники, от рук князья и от головы — мудрые волхвы. Тот кто посмеет нарушить этот порядок — да будет проклят перед Богами и Людьми! Если та страна и впрямь такова как ты ее описал — Богам будет угодно, если мой отряд снесет ее с лица земли. Но, — Святослав прищурился, — то что от них останется приберешь к рукам ты?

— Ты очень умен, эмир русов, — рассмеялся Фанна Хосров, — но что тебе до того- ты ведь не собираешься оставаться в этих краях надолго? Ты получишь жемчуг Бахрейна, а также сможешь помочь своему союзнику, выйдя там, где Фатимиды никак не ожидают нападения. Я же получу новую богатую землю — и ослабление соперника, который уже облизывается на Багдад, как лиса, забравшаяся в курятник. Мне нет резону обманывать тебя — ведь я уже видел, каковы твои воины в бою, но и ты можешь больше получить от союза, чем от вражды со мной. Так что, по рукам?

Святослав внимательно посмотрел в глаза дейлемита и, коротко кивнув, протянул руку, чтобы закрепить новый договор.

Страна Совета

— Пусть Фенрир сожрет это проклятое солнце! Клянусь молотом Тора, мне обещали славную битву и богатую добычу, а не болтание в этой проклятой луже.

Воевода Свенельд, сбросив все одежды, кроме закатанных до колен шаровар и обмотанной вокруг головы мокрой тряпки, сидел на корме головной лодьи, угрюмо разглядывая блестевшую на солнце голубую гладь. Казалось, за время в похода он должен был привыкнуть к здешней жаре, уже изрядно пропекшей его кожу южным загаром, но солнце Персидского залива оказалось уж слишком жарким для уроженца холодного севера. Время от времени Свенельд склонялся с борта, чтобы зачерпнуть теплой, почти не охлаждавшей воды, плеская себе в лицо и на грудь.

— Считай, что это испытание посланное тебе Богами, — насмешливо ответил Святослав, — или ты думаешь, что сотня- другая мертвых сорочинов, достаточная плата за богатства, которые мы получим, — и уже получили, — в этой земле?

Сам князь стоял, сложив мускулистые руки на обнаженной груди, внимательно созерцая простиравшееся вокруг Гурмыжское море. Как и его воевода, Святослав носил одни лишь шаровары, а его голову покрывали свежие шрамы — следы недавнего бритья острым сорочинским клинком. Однако и здесь, несмотря на жару, он оставил нетронутой прядь светлых волос — даже в этой земле, вдали от родины, Святослав не собирался отказываться от признака знатности рода.