К тому же тех сил, которые можно было бы притянуть сюда путем более раннего прекращения операций на востоке, ни в коем случае не было бы достаточно. Ни людей, ни материала не достало бы и для того, чтобы преследовать широкие задачи или дальнейшее развитие удара, или организации наступления в каких-либо других пунктах фронта. А приносить какие бы то ни было жертвы в пользу частных успехов (örtliche Erfolge) при настоящих условиях не представляло интереса для Верховного командования. Подкрепления своевременно появились во Франции для выполнения намеченной для них здесь задачи, но без риска для тех целей, которые, по разумной оценке всех данных обстановки, можно еще было себе ставить на востоке. При более раннем прибытии частей им, возможно, удалось бы спрямить несколько вдавленный кое-где фронт. Но для общего положения дел это не имело значения, между тем как раннее снятие частей с Восточного фронта должно было надломить бывшие там в ходу операции, с которыми вождь этого фронта связывал исключительные перспективы, о чем и говорилось с большой определенностью.

Несомненно, более раннее прибытие подкреплений с востока, избавило бы начальников и части во Франции от многих тяжелых минут. Что пришлось пережить за это время верховному командованию, не нуждается в иллюстрации.

Наконец, не должно быть забыто, что главная заслуга в том, что восточные силы могли прибыть еще своевременно, принадлежит немецкому солдату Западного фронта. Его достойная удивления выдержка на ужасающе разгромленных позициях во Фландрии и в Шампани отвратила опасность запоздалого прибытия подкреплении в первую линию.

Среди смерти и ужасов, следуя предписанию уставов, прочно цеплялся он за тот пункт, который ему надлежало защищать, и в очень многих случаях даже тогда, когда давно уже не было ни офицера, ни унтер-офицера, которые могли бы послужить ему примером. Не довольствуясь этим и полный величественного самопожертвования, он переходил в наступление на бушующие против него и вокруг него неприятельские массы, где только представлялась к тому какая-либо возможность. Отсюда возникли прочные острова и островки среди моря уничтожения, созданного неприятельской артиллерией. О них разбились первые волны неприятельской пехотной атаки. Вслед за ними теснились все новые и новые массы. Это приводило к накоплениям, нагромождениям людей, среди которых не только немецкий огонь производил страшные опустошения, но и невозможно было поддержать какой-либо порядок. Подвоз у неприятеля стал срываться. Чем более подвозилось сил, тем более ухудшалось положение. Наступление задушилось в собственной массе.

Наверное, едва ли найдутся достаточно сильные выражения, чтобы с достаточной яркостью описать подвиги немецких войск в Шампани в эти дни. Все великое, что во время войны было до сих пор совершено, бледнеет пред ними. Но этим восхвалением немецкого солдата не должен быть унижен враг: не стыдно пасть в борьбе с героем. И если французы и англичане и не могли быть поставлены на одну высоту с защитниками, все же они честно выполнили свой долг. Лучшим доказательством этого служат их потери. Не их забвение долга явилось причиной неудачи. Его приходится приписать, главным образом, плану операции. В этом случае недостаточно было взвешено то обстоятельство, что границы, в пределах которых при современном оружии еще с пользой могут быть применены силы для общего дела, узки и что ожидаемая польза обратится во вред, если не будет учтен нужный предел. Насколько старая мысль о невозможности быть достаточно сильным в минуты решительных действий никогда не потеряет своей силы, настолько же правильно, что не одно только численное преобладание обеспечивает благоприятный исход.

Несмотря на печальный опыт не только боев у Арраса, но также и зимних боев в Шампани, французское командование, казалось, все же крепко держалось убеждения, что операции по прорыву позиции, укрепленной современными средствами, если даже она будет занята войсками высокой боевой ценности, вроде применяемых на Западном фронте, а в особенности немцами, будет иметь полные шансы на успех, раз только можно пустить в дело значительно превосходящие силы. Это убеждение нашло себе видимое подтверждение в успехе прорыва Горлица – Тарнов в связи с преувеличенными сообщениями русских о «массах», которые будто бы были введены в дело немцами. Но в сообщениях едва ли упоминалось, что удар в Галиции только тогда был нанесен, когда с немецкой стороны создалась полная уверенность встретить войска, уже расстроенные невнимательным командованием. В действительности это и является главным соображением при решении вопроса, так часто поднимаемого на войне, насколько желательны операции прорыва в целях достижения решительного исхода. Против врага, стоящего на должной высоте в военном и моральном отношении, без сомнения, таковыми они не будут. Поэтому-то на протяжения всей войны и удались лишь такие прорывы, которые не стояли в зависимости от такого условия.

И все же было бы непростительно при описании геройских дел немецких солдат в оборонительных боях на западе не упомянуть о подобных же подвигах начальников. Насколько меньше они внешне выделялись, чем в наступательных боях, настолько они превосходили их. Никогда, пока существует военная история, на нервную систему людей не было наложено более сурового испытания, чем на начальников в оборонительных боях как на ефрейторов, унтер-офицеров и офицеров в окопах и т. д., так и на высших начальников за столом с картами.

Развертывание и подготовка к наступлению в южной Венгрии в то время, как во Франции великое сражение развивалось и продолжало бушевать, шли своим планомерным ходом. Вместо одной дивизии, которая должна была прибыть из Франции, с пути была направлена на юго-восток, еще другая, находившаяся на дороге из России на запад. Этим самым и исчерпывалось влияние, которое оказали на Сербский поход англо-французские жертвы.

После того как в течение сентября, в целях введения в обман противника, повторным образом, без дальнейшего развития операции, был обстрелян артиллерийским огнем сербский берег, 6 октября начался действительный обстрел для перехода, который и состоялся 7-го. 3-я австро-венгерская армия переправилась на линии Купиново – Белград, 11-я армия левой группой перешла у Рама, за которой правая группа на следующий день переправилась у Семендрии. Демонстрации войск у Дрины и Оршовы приковали здесь внимание противника. В оперативном смысле он был огорошен внезапностью. Уверения Антанты, что здесь со стороны Центральных держав может быть выполнена лишь видимость наступления и что Сербии своевременно будут посланы подкрепления,[168]создали в сербском командовании обманчивое доверие. Главные силы были сосредоточены против Болгарии. Когда в начале октября были поняты все размеры надвигавшегося с севера несчастия, только тогда повелись сюда довольно бессистемные передвижения.