Я молчала, не зная, как реагировать на подобное откровение. Не то порадоваться прозорливости собеседника, не пополнившего собой ряды обездоленных перестройкой оборонщиков, не то сочувствовать неудачнику, собиравшемуся шпиговать электроникой крылатые ракеты и вместо этого прочищающего унитазы.

Слесарь, похоже, запросто читал мои мысли, и они ему показались обидными.

— Да ведь и ты, девочка, полы не с рождения моешь. Образование-то у тебя на лбу пропечатано. Большими буквами!

Полы! Боже мой! Да я же только грязь развезла!

Я встрепенулась, но кинуться к недомытому полу не успела.

— Да не скачи ты, как блоха! — рявкнул слесарь. — Тебе сейчас только с тряпкой бегать! Пей лучше чай!

Я не могла. Хотя и честно попыталась, дабы не обидеть хорошего человека. Напиток был очень крепкий и очень сладкий. Влить его в мой бунтующий организм можно было разве что внутривенно.

Я виновато посмотрела на своего спасителя, и тот осторожно дотронулся до моего плеча.

— Рассказывай, — потребовал он.

И я, удивляясь собственной глупости, заставляющей плакаться слесарю-сантехнику вместо того, чтобы по-простому прибегнуть к медицинской помощи, поведала о своих проблемах. Ясное дело, о трупах не заикнулась, ограничившись намеком на нервный стресс, реакцией на который стало отвращение к пище.

Водопроводчик слушал меня так внимательно, что я мысленно дополнила перечень его специальностей врачебной. И его дальнейшее поведение подтвердило если не наличие соответствующего диплома, то по крайней мере практических навыков.

— И сколько дней ты так развлекаешься? Не надоело?

Я кивнула. Если бы только надоело. Мне уже становится страшно. Я ведь не йог. Я и умереть могу. Просто с перепугу!

— Ну вот что, работать ты сегодня не будешь — я договорился.

Надо же, он договорился! Это каким же мужик пользуется авторитетом, чтобы с ходу решать подобные вопросы!

— Я тебя отвезу домой. А пока посиди. Скоро вернусь.

Если бы не дикая слабость, сменившая обморок, я бы, наверное, все-таки сбежала, пока мой благодетель отсутствовал. Просто потому, что совершенно не привыкла принимать от кого-то заботу и внимание. Тем более от незнакомого человека, безоговорочно взявшего меня под свое большое и надежное крыло. Не привыкла я к этому, и все тут. Сама все время кого-нибудь опекаю, а принимать помощь от других мне очень нелегко. И мой опекун, похоже, об этом догадался, потому что, вернувшись минут через двадцать, с удовлетворением отметил:

— Все-таки не ушла! Молодец! Ну а теперь давай лечиться. — В руках у него была бутылка минеральной воды и помидор.

Выдавив в чашку буквально несколько капель томатного сока, он налил воды и протянул мне:

— Пей, это приживется.

Я с недоверием поднесла напиток к губам, но ничего плохого не случилось.

— Дня три так и пей. Добавляй постепенно больше сока, но в пакетах не покупай — в основном химия. А как перейдешь на цельный сок, начинай включать и другие овощи. Ну да я тебе потом объясню.

Когда позже Иван Сергеевич высадил меня у родного подъезда и я помахала ему ручкой, на душе было тепло и радостно. Теперь я точно знаю, что все будет хорошо и очень скоро. И со мной, и с расследованием. Глядишь, и Алку пристроим, и до диссертации руки дойдут. В общем, все у меня чудесно, а если что и не очень, так это явление временное, прорвемся.

Аллочка меня встретила очередной претензией: она взяла с собой мало вещей, а из моего гардероба ей позаимствовать нечего. Теперь она по моей вине страдает от всяческих неудобств.

И неизвестно, сможет ли она когда-нибудь вообще вернуться в родное гнездо или ей так и придется всю жизнь скитаться по углам.

Я обиделась. По каким таким углам?! Это она про мою уютную квартирку?! Она бы ее еще сточной канавой окрестила! Бессовестная!

— Ал, а тебе не кажется, что у тебя характер начал портиться?

— Не кажется! А если и начал, так из-за тебя! — огрызнулась Алка. — Ты мне всю жизнь поломала, я из-за тебя лишилась дома, своих вещей, личной жизни… — Тут Алка осеклась, поняв, что со своей личной жизнью она, пожалуй, хватила через край, и продолжила менее уверенно: — В общем, ты во всем виновата!

Настроение моментально испортилось. Конечно, в подружкиных словах есть доля правды, особенно если не брать во внимание претензии насчет порушенной личной жизни, но ведь нельзя же вот так с бухты-барахты на человека набрасываться. Ну обсудим мы эту проблему, подумаем, как жить дальше. Выход всегда найдется. Зачем же так кидаться? Я и не знала, что она так устала от меня. Сама же требовала, чтобы я ее не бросала в одиночестве, а сейчас нате вам, приспичило от меня отделаться.

Обижать и без того расстроенную Алку не хотелось, и я примирительно сказала:

— Знаешь что, давай не будем пороть горячку и уж тем более ссориться. Ты, конечно, права, с квартирой нехорошо получилось, но все можно уладить. Потерпи пару дней, я что-нибудь придумаю.

Ни ждать, ни терпеть Алла не хотела. На глазах выступили злые слезы, а пухленькие ручки сжались в кулачки. В таком состоянии уговаривать ее было бесполезно, и я отступила.

— Ладно, раз я тебя так раздражаю, побудь одна, остынь. — Я пошла к двери. — Меня не жди, вернусь завтра.

Подружка удивленно на меня уставилась, но я не стала слушать возражений. Кажется, она меня действительно утомила. И сегодня я пойду куда угодно, только не домой.

Оказавшись на улице, я присела на лавку у подъезда и задумалась. Следовало определиться, а я как-то не могла собраться с мыслями. Проблема была не в том, где мне ночевать, — с этим-то как раз все ясно, пойду в Алкину квартиру, и горе уголовнику, если ему вздумается туда явиться. Я сейчас в таком состоянии, что лучше бы ему не рисковать. А определяться следовало с дальнейшими планами. Теперь я начала кое-что понимать в происходящем. Хотя, конечно, далеко не все. Например, я ничуть не приблизилась к разгадке Наташиного убийства и уж тем более не догадывалась, кто с ней так сурово обошелся. Зато была почти уверена, что в этой проклятой больнице повышенная смертность среди пациентов. И ручалась, что, кого бы я ни навестила из списка на дискете покойного, все уже умерли. Вопрос в том, все ли скончались прямо в больнице или некоторая часть благополучно перешла в мир иной уже дома. Как Горгиппия.

Еще я предполагала, что на моего покойного дважды покушались потому, что он был в курсе происходящего в больнице и, похоже, этого не одобрял. Хотя вряд ли он был из правоохранительных органов и его прислали для защиты несчастных стариков, которые от тамошнего интенсивного ухода вымирают со страшной силой. Не потому, что он мне не глянулся или душа не лежала к его своеобразным знакомым, — я имею в виду камуфляжников. Они как раз соответствовали моему представлению о ментах и их методах ведения дел. Удивляло другое: если подстрелили милиционера, да еще и при исполнении, больницу уже давно наводнили бы омоновцы. За своего кто положено, а то и все без разбору получили бы по полной программе.