один раз попадает в сеть, и этот сладкий красный свет оживает.

Арена взрывается, но для меня все это белый шум. Нет никого, кроме Хейдена и меня. Каждая смена работает как часы, четко и четко. Я катаюсь на коньках, и мы как будто можем читать мысли друг друга.

Вот как это должно быть.

Хейден делает мне пас, и я пробиваю клюшкой трех «Ледяных волков», прежде чем достигаю сетки. Бам! Цель номер два… ничья! «Соколы» окружают меня, аплодируя. Я ловлю взгляд Хейдена и знаю, что он тоже это чувствует. Эта горячая связь между нами.

Мое сердце колотится в груди, и я отворачиваюсь. Сейчас не время тосковать по любви. Мы в одном голе от плей-офф. Мой желудок сжимается, когда я направляюсь к скамейке. Я должна насладиться этим: моя последняя игра с «Соколами».

Тренер «Ледяных волков» объявляет тайм-аут, и мы собираемся вокруг тренера Забински. Но вместо этого встает Хейден.

Все взгляды на скамейке обращаются к нему. Он краснолицый, вспотевший, измученный. Мы все выглядим одинаково. И победа так же близка, как и поражение.

— Кто-нибудь может сказать мне, — говорит Хейден, его голос становится все громче с каждым словом, — сколько лет прошло с тех пор, как «Соколы» не выходили в плей-офф?

— Пять, — тихо говорит Тайлер.

— Пять лет, — говорит Хейден.

— И одна игра может все изменить.

Он катается перед скамейкой, двигаясь вверх и вниз по линии, как генерал перед своими войсками. — Одна игра. Одна цель. Я подвел тебя. Как твой капитан и как твой товарищ по команде, я подвел тебя. — Его челюсть напрягается.

— Но не более того. Я играю за «Соколов» впереди. — Он шлепает свою майку.

— И я играю для всех вас. Каждый из нас должен был быть здесь. — Его глаза скользят по мне.

— И «Соколы» остаются вместе.

Медленно команда поднимается, и Хейден подбрасывает палку в воздух.

— Кто мы?

— СОКОЛЫ! — Ревёт команда, тоже поднимая свои палки.

— Для кого мы играем?

— ДЛЯ СОКОЛОВ! — Они снова ревут.

— КТО МЫ? — Кричит Хейден.

На этот раз я не могу с собой поделать. Я тоже подбрасываю свою палку и кричу вместе с командой:

— СОКОЛЫ!

— Пошли, парни, — говорит Хейден, когда звенит зуммер.

Тренер одобрительно хмыкает и хлопает меня по спине.

— Рад видеть, что ты, наконец, зашнуровал свои коньки. Тремблей и Белл, покончите с этим.

До конца периода всего две минуты. Нам нужна цель. Хейден смотрит на меня, пока мы выстраиваемся.

— Останься со мной, Белл.

Я киваю, и шайба падает. «Ледяные Волки» настроили против нас Фредди. Внезапно мои ребра заныли, как будто они вспоминают, что он сделал со мной. Я не хочу приближаться к нему.

Но Фредди выигрывает вбрасывание. Он катится в нашу сторону. Пробегая мимо меня, он поднимает взгляд и сверкает своей скользкой ухмылкой.

Это урок, который я преподала Хейдену на нашей первой тренировке, а теперь я преподам его Фредди.

Никогда не своди глаз с шайбы.

Я мчусь перед ним, обводя его клюшкой и перехватывая шайбу. Дыхание перехватывает у меня в горле, когда я мчусь к сетке. Позади меня Фредди разочарованно кричит. Между мной и сетью только один человек.

Я передаю шайбу Хейдену, и он пробивает.

Цель!

Меня окружает поток синевы, но я проталкиваюсь к Хейдену. Всего тридцать секунд до конца игры, и победа прямо перед нами. И мне все равно, ненавидит ли он меня — мы сделали это. Вместе.

Я заставляю себя остановиться прямо под его носом.

— Как тебе удалось забить такой чистый гол, Тремблей?

Он улыбается мне, настоящая улыбка достигает его глубоких карих глаз. Несмотря на нашу команду и ревущую толпу, кажется, что мы единственные два человека в мире. И все в порядке.

— Помогал какой-то низкорослый новичок. — Он кладет руку на мой шлем.

Мы возвращаемся к скамейке, но нас блокирует большая, надвигающаяся фигура. Фредди стоит перед нами.

— Что ты сделала с капитаном Тремблеем, чтобы заставить его благосклонно относиться к тебе на льду, Элли? — Фредди сплюнул.

— Наверное, все, что ты была слишком высокомерной сукой, чтобы делать со мной.

Я перестаю кататься.

— Что?

Его брови ползут вверх по лицу.

— Ты слышала меня, Элис Теперь я вижу, как ты стала такой хорошей.

Хейден крепче сжимает свою палку.

— Эл всегда был лучше тебя.

Ледяные глаза Фредди вонзаются в Хейдена, как кинжалы, и он роняет перчатки.

— Принеси, Тремблей.

Хейден стоит с напряженными челюстями, но не двигается. Мое сердце колотится в груди; Хейден не может участвовать в другом бою, не сейчас.

Фредди запрокидывает голову и смеется.

— Слишком боитесь встретиться со мной, капитан? Игра с девушкой сделала тебя мягким!

— Хочешь увидеть, какая мягкая эта девушка? — Я сбрасываю перчатки. Гнев течет по моей крови.

Фредди поднимает бровь и начинает смеяться. Я не даю ему издать ни единого слащавого звука, прежде чем подскакиваю вперед и хватаю его майку. Он пытается сбить меня с ног, но я стою на месте.

Я сказала себе, что мне не больно, когда он мне изменяет. Но это произошло. Это чертовски больно, и я хочу, чтобы ему тоже было больно. Я снимаю с него шлем. Он лязгает об лед, и я вижу его лицо: все потное, красное и в венах — теперь в этом нет ничего привлекательного.

Фредди не мог быть головорезом в течение многих лет без того, чтобы сам не получил несколько ударов… например, ребро, которое он сломал десять месяцев назад.

Может быть, это удар ниже пояса, но это измена мне. Как и шантаж моего брата. Так же сильно проверял меня на досках, что разбил стекло.

Я отвожу кулак и бью его в ребро со всей ненавистью, на которую способна.

Он визжит, как застрявшая свинья, и хватается за живот. Горячее безумие пробегает сквозь меня, и я не останавливаюсь. Я сжимаю кулак, как давным-давно научил меня Хейден, и бью его прямо в нос. Он падает, кровь хлещет из его пальцев.

— Я бы посоветовала тебе держать то, что ты знаешь, при себе, Фред, — говорю я, понизив голос, — если только ты не хочешь, чтобы все в лиге знали, что тебе надрала задница девушка.

Он свирепо смотрит на меня, его нос сломан во второй раз за месяц.

Прости, красавчик.

Судья обхватывает меня рукой и катит к скамейке штрафников. С таким же успехом это может быть золотой трон. Я оборачиваюсь и в последний раз вижу плачущее лицо Фредди.

Вместо этого я ловлю взгляд Хейдена. Он улыбается мне, и мое сердце вылетает