Немолодая женщина в платье сестры милосердия быстро исчезла за дверью, а инженер тем временем обвёл взглядом помещение. Небольшая комната, стены выкрашены зелёной краской, помимо койки, на которой он лежал, стояла ещё одна, аккуратно заправленная солдатским одеялом. Стол с двумя табуретками у окна, задёрнутого плотной занавеской. Больше ничего разглядеть Андрей Иванович не успел, в комнату вошли люди – худощавый молодой доктор в белом халате и двое сопровождавших его офицеров…

– Ну-с, милейший, как себя чувствуете? – Не дожидаясь ответа, врач взял запястье пациента в руки и сосредоточенно начал прослушивать пульс, затем обратился к своей «свите»: – Состояние удовлетворительное, он в вашем распоряжении. Если я понадоблюсь, позовите.

Дождавшись ухода врача, один из офицеров, пододвинув табуретку, сел у кровати, второй начал выкладывать из принесённой папки на стол какие-то бумаги.

– Господа, где я нахожусь и кто вы такие? Что со мной случилось? Где мои… вещи?.. – Пероцкий только сейчас осознал, что лежит под одеялом абсолютно без каких-либо признаков одежды.

– А вы разве не помните, Андрей Иванович, что случилось и как вы сюда попали? Впрочем, обо всём по порядку. Разрешите представиться, штабс-капитан Масловский, а это – мой коллега поручик Вязьмин. – Сидевший у кровати офицер вежливо улыбнулся.

– Я помню… Помню, что возвращался домой от приятеля и на меня напали какие-то бандиты… – Пероцкого только сейчас прошибла запоздалая мысль о деньгах. – У меня с собой был саквояж с… Неважно!.. Вы его нашли? Вы нашли грабителей?..

– Бандиты?! Грабители?! Ах ты, сволочь!.. – Поручик, стоявший у стола, мгновенно оказался рядом, и инженер испуганно съежился под одеялом от искажённого злостью лица офицера. – А это не ты, сволочь, писал?!

Мощная оплеуха скинула Андрея Ивановича с койки на пол. Пока тот поднимался, пытаясь закутаться в одеяло, поручик опять оказался рядом, и сильный удар в живот выбил из легких весь воздух и снова отправил болезного вниз. Но долго валяться ему не позволили. Его мучитель рывком снова привел инженера в вертикальное положение. Одеяло осталось на полу, и Пероцкому пришлось прикрывать самое чувствительное, интимное и срамное место сложенными лодочкой руками. Вязьмин, схватив его рукой за горло и хорошенько приложив затылком о стену, ткнул в лицо бумаги, которые взял со стола, и прорычал в самое ухо:

– Твой, сука, почерк?! Мы на фронте мрём почем зря, а они тут в забастовки играют, революцию готовят!..

– Анатоль, друг мой, успокойтесь! Вам нельзя волноваться после контузии! – Масловский решил прийти на помощь инженеру. – Сходите к доктору, он вам валерианочки накапает, папироску выкурите на воздухе. Вернётесь, и господин инженер всё-всё расскажет.

Дождавшись, когда Вязьмин выйдет, штабс-капитан, всё так же улыбаясь, заговорщицки подмигнул Андрею Ивановичу:

– Вы уж, любезнейший, не злите его попусту. Были, знаете ли, прецеденты…

– Кто вы?.. – Пероцкому наконец-то удалось отдышаться и прийти в себя.

– О, простите, всё так внезапно получилось… Контрразведка Петроградского военного округа… Да сути дела это не меняет. Вот, гляньте эти бумаги. – Штабс-капитан протянул инженеру оставленные поручиком листки. – Здесь вы сами написали о том, как должны были организовать забастовку у себя на механическом заводе, для чего, собственно, и были предназначены деньги, лежавшие в саквояже. Как до этого вели агитационную работу по свержению существующей власти, как налаживали связи с такими же революционерами-предателями на других заводах и фабриках. Вот, сами же писали!..

– Как?! Как это могло быть?! – Андрей Иванович тупо смотрел на строчки, действительно написанные его почерком, и витиеватую подпись внизу, которой он всегда втайне гордился.

– Дело в том, любезный, что никаких грабителей-то и не было. Нами, то есть контрразведкой, проводилась операция по предотвращению акта саботажа на Путиловских заводах. В результате вы и ваши подручные попали к нам. И саквояжик – тоже. В результате долгой беседы, осознав содеянное ранее, вы раскаялись и искренне признались во всем.

– Но… Но я ничего не помню!.. Был в подворотне, упал, – и сразу тут!..

– Ну, дело в том, что вашей искренности помог один медицинский препаратик… Почти безвредный для здоровья. Сделали вам укольчик, ну, а дальше – только бумагу подавать успевай. А вот побочный эффект у него – человек не может вспомнить, что и где он делал…

– Я вам не верю! Это – провокация! Писал не я! Ни один суд присяжных не примет эти бумажки за доказательство!..

– Видите ли, мон шер ами, вы не совсем понимаете, с кем имеете дело. – Улыбка Масловского стала ледяной, а взгляд очень колючим. – Нам не составит никакого труда сделать фотокопии и передать их вашим знакомым. Нет, не Петру Закржевскому, передавшему вам саквояж, в чём он, кстати, уже признался. Копии получат те, кто может принимать решения о жизни и смерти людей, предавших партию. Это будет сделано обязательно!.. И о каких присяжных вы тут толкуете? Регент великий князь Михаил Александрович с началом волнений введёт в городе военное положение, и судить вас будет военно-полевой суд. Как саботажника и пособника германцев, срывающего важный оборонный заказ. А наказанием в лучшем случае послужат лет десять сахалинской каторги. Где, кстати, ваши товарищи тоже смогут вас достать…

Так что, пока не вернулся поручик Вязьмин, расскажите-ка мне о дальнейших планах директора завода генерал-майора Дубницкого и его связях с генералом Маниковским. То, что знаете, слышали, о чем догадываетесь, ну и так далее…

Серое февральское утро еле пробивалось сквозь замызганные оконные стекла квартиры доходного дома неподалеку от Сампсониевского моста через Большую Невку. Печь-голландка была затоплена только недавно, и в бедно обставленной комнате было промозгло, но это не мешало её обитателям. Их было двое – один, постарше, сидел за столом, на котором для конспирации был накрыт натюрморт в виде двух пустых стаканов, пары луковиц, нескольких сваренных в мундире картофелин, миски с солёными огурцами и банки денатурата, засыпанного активированным углем из раскуроченной противогазной коробки, валявшейся тут же на полу. Второй, лет тридцати, нетерпеливо выхаживал по скрипящим половицам, явно чего-то ожидая.

– Да не маячь ты туда-сюда, Иван Дмитрич! – Старший, несмотря на разницу в возрасте, обратился к напарнику уважительно. – Сам же говорил – весточка от надёжного человека. Значицца – будут.

– Будут, будут… Скорей бы!.. Михаил Иваныч, ты же знаешь решение Выборгского комитета о создании дружин красной гвардии. Очень нужно оружие! Если получится – утрём нос Шляпникову. Он, видишь ли, опасается, что стрельни кто-нибудь в солдата или офицера, власти смогут настроить войска против нас. И требует агитации в казармах, чтобы они сами добровольно дали нам винтовки. Я разговаривал с волынцами, те в один голос кричат, что у них по двадцать-тридцать стволов на роту. И эти… как их… цейхгаузы пустые стоят. А здесь – полтыщи арисак, да еще наганы! Наших вооружим, «Промету» и ещё кому достанется! И ведь почти без охраны!..