— таким отлито-сосредоточенным она своего супруга еще не видела, но ни о чем не спросила. Он прилежно сказал сам: форс-мажор, возникла серьезная проблема и, возможно, придется срочно выехать и оказать помощь сотруднику, попавшему в беду… авария, скорая, больница.

На звонок Анны он не дернулся, а сказанные ею слова его не удивили: он был готов. Ales genucht, могли и стрелять — хуже ничего случится не могло и раз случилось, значит, в самом худшем случае может увеличиваться только количество, а не качество… то есть количество выстрелов.

Выходя из дома, он только сделал уточнение супруге:

— Керсти, мой контрольный срок — два-ноль-ноль. Я звонить не могу. И ты мне не звони. Ситуация очень нетривиальная. Если меня в это время еще не будет, звони вот по этому телефону. Они найдут.

Он не стал пугать жену прощальным поцелуем и словами "я тебя люблю", а просто пообещал, что все будет в порядке. Жена верила его обещаниям, потому что он до сих пор сдержал все до единого.

…Впервые он видел Анну Репину такой уставшей и не соответствовавшей своему агрессивному деловому костюму.

Она сидела на скамье в центре станции Арбатская — конечно же, догадалась, что встреча должна произойти на более парадной и людной станции, — но сидела так, как стоит Пизанская башня, сидела, едва не повалившись спать на тяжелую дорожную сумку со спецтехникой.

Она впервые видела босса таким, каким никогда не ожидала бы увидеть — не рафинированным корпоративным топом с устричным, скользким и кисловатым холодком в глазах, а таким жестко собранным, сосредоточенным… кем? Даже не известно кем! Он сейчас был даже красив. И силен… по крайней мере своей жесткой походкой.

Он не подошел к ней вплотную… огляделся, сделал знак издали. Она повиновалась. Он повернулся и пошел на выход, к эскалатору. Она догнала его. Он не взял у нее эту проклятую тяжеленную сумку… Все правильно! Он не должен оставлять на ручке пальцев… это, типа, еще урок Штирлица, и он, наверно, знает и про Штирлица.

Она хорошо подготовилась. Знала, что должна выложить ему всю значимую информацию, пока они будут идти по этой длинной станции, а потом подниматься по эскалатору. И рассказала все. Только про Ленку зажала. К Ленке был особый счет… а может, и не счет.

Они вышли из метро и зашли в темный пустой переулок за Библиотекой. Темный пустой переулок в центре Москвы, и в нем припаркована одинокая машина босса. Еще одна реальность, от которой крыша ехала… Сама виновата! Холодок пробежал по спине. А вдруг и босс — её того… Ну, значит, судьба — от судьбы не уйдешь…

На полдороги до машины обреченность, отогнавшая от нее страх, отступила сама…

Они сели в машину и сидели пару минут молча.

— Сидим, как на дорожку, — не выдержала она.

— На дорожке? — уточнил босс.

— Типа того… — откликнулась она.

Потом босс сказал:

— Заигрались, вот что надо сказать, Анна.

Сказал совершенно новым — не ролевым, не игровым, не своим корпоративным саркастическим тоном… и даже не тоном, а особым новым голосом — голосом, которому хотелось доверять… "как террористу, который пообещал жизнь", — подправила она… вернее, слегка отстранила от себя то, во что так трудно было поверить.

— Кто? — спросила она.

— Вот это и будет нам интересно установить, Анна, — ответил босс тоном, в котором не слышалось ни нотки укора. — Напиши мне здесь, где оставила машину.

Он достал блокнот и еще что-то, что придержал на весу под блокнотом. Она записала координаты в блокнот прямо на его руке.

— Хорошо. Можешь не беспокоиться. Машину я оставлю в угон, — сказал босс, убирая блокнот во внутренний карман ветровки.

У нее сердце подпрыгнуло… Стокгольмский синдром, не иначе! Она готова была прямо сейчас обвить шею босса руками и расцеловать его.

Будто почувствовав ее душевный порыв, босс слегка отклонился в сторону, к окошку, и бросил на нее неопределенный взгляд. Потом он стал по-немецки четко выдавать новый инвентарь с инструкциями.

— Это — новая симка, Анна. Больше, к сожалению, не было… Потом купишь. Не забывай — на одну симку у тебя не больше тридцати секунд. Мобильник при первом случае тоже смени… Это карточка.

На кредитной карточке он держал клочок бумаги с четырьмя цифрами. Пин-код, как не понять!

— Запомнила, — сказала она.

— Хорошо, — сказал босс и убрал бумажку, не сминая ее. — Суммы хватит, чтобы продержаться даже целый месяц на продуктах первой необходимости… Надеюсь, не так долго. Плюс — оплата гостиницы. Одежда — из ретейлеров. Бутики не предусмотрены, уже извини тут меня…

Она не ответила — ком застрял в горле.

— Ты знаешь сама все, но я повторю, — продолжал босс. — Не забудься, не перепутай со своей карточкой, пока не дам отбой.

— Не забуду, Петер, — выдавила она из себя, имея в виду гораздо большее, и спрятала карточку.

Босс отвлекся, включил зажигание, они поехали.

Долго ехали совершенно молча. И все же она не выдержала первой.

— Что ты думаешь, Петер? Это масоны?.. Это кто?

— Забудь про масонов, — твердо сказал босс. — Это пока никто. Так и думай… И еще забудь про эту твою "копейку". "Копеек" много, копейка — не деньги…. Ты пока должна забыть обо всем. Просто залежи на дне.

— Заляг на дно, — невольно поправила она и спохватилась, пожалела…

— Так даже еще лучше, — сказал босс.

Опять долго ехали молча.

Когда стали выезжать из города по Щелковке, холодок колкой поземкой пронесся вверх по спине, между лопаток — ну да, пригородный лесок, неглубокая могилка.

— Где это "на дне"? — спросила она, вспомнив к месту анекдот про английских джентльменов, обменивающихся репликами с частотой отправления Восточного экспресса.

— В максимальной удаленности от твоего дома, Анна, — ответил босс и вдруг завернул.

Через минуту они оказались у ворот… она бы сказала, какого-то пансионата… ну, слава Богу, точно не того! Ворота не те! Ворота были элитными, новыми, открылись автоматически, словно под давлением света фар.

Босс завез ее на элитную территорию с ровно подстриженным