– Братоубийственные жесточайшие войны между левобережными и правобережными гетманами, беспрестанные набеги ордынцев, нападения шляхты, а особенно турецкое нашествие разорили нашу дорогую отчизну, привели ее к пропасти. И кажется мне, еще один удар – и она низвергнется в нее… Речь идет о том, что Правобережье может стать чужой землей, если мы не заселим его своими людьми, если не поднимем из руин города и села. По всему видно, гетман Самойлович, несмотря на то, что он много сил приложил для защиты Чигирина от турок, не понимает такой необходимости и заботится только о сохранении своей власти над Левобережьем и о том, чтобы сделать ее наследственной, то есть передать свою булаву одному из сыновей, которых он уже назначил полковниками. А если бы понимал, то не задерживал бы насильно на левом берегу беженцев с Правобережья, возвращающихся в родные места, не посылал бы своего сына Семена – полковника переяславского – перегонять их снова за Днепр и сжигать Ржищев, Корсунь с прилегающими селами, чтобы никто в них не мог жить… Нужно всячески препятствовать Юрию Хмельницкому, который вместе с ханом устраивает походы на Левобережье, выводит оттуда людей на свою сторону, чтобы заселить ее. Наш народ добровольно никогда не пойдет под власть турецкого султана. К сожалению, Юрий не желает считаться с этим. И отступать ему поздно: слишком много крови пролил он, очень много горя принес своему народу, чтобы мог надеяться на его прощение, а тем более – на уважение и любовь… Остается одна сила, способная защитить Правобережье, – Сечь. Опираясь на ее явную или тайную – в зависимости от обстоятельств – поддержку, запорожцы смогут и должны возвратить его в лоно нашей матери-отчизны. Иначе его захватят иноземцы…

Все долго молчали под впечатлением сказанного Палием. Даже Арсен и Роман, которые не раз уже слышали своего товарища и видели все, о чем он только что рассказал, лишь сейчас представили себе, в какое трудное время они живут и какие тяготы возлагает на их плечи жизнь.

Наконец, вздохнув, Сирко поднял седую голову и тихо произнес:

– Спасибо тебе, казак, за твои искренние, правдивые слова, за твою душевную тревогу об отчизне и за многотрудное путешествие… Действительно, живем мы в страшное время. Судьба уготовила нам тяжкие испытания и тяжелейшее из них – смертельная опасность с юга, со стороны ханского Крыма и султанской Порты. Это они вытоптали уже пол-Украины и посягают на то, что еще осталось. Против них и обязаны мы направить все свои силы… И покуда конь людолова топчет нашу родную землю, покуда хищный аркан душит нежные шеи девчат-полонянок, мы обязаны крепко держать в руках сабли! На том я стоял и стоять буду, пока жив… Только так! Иначе быть не может! Пройдет какое-то время – и вновь поднимутся по всему Правобережью села и города, заколосятся житом, пшеницей широкие нивы, зазвучат от порогов до Карпат и Полесья наши песни и наша речь!

– Дай-то Боже! – сказал Палий. – За это мы не пожалеем и самой жизни! Счастье, что у нас такой военный предводитель, как батько кошевой. Будем надеяться, он завершит все задуманное и то, за что боролся всю свою жизнь!

– Э-э, сынок, старого хвали, да из дому веди! – остановил его жестом Сирко. – Завершат, похоже, другие, а мне бы еще разок разгромить супостата Мюрад-Гирея, отомстить ему за прошлогоднее нападение на Сечь, за разорение земель наших, за слезы люда православного!.. А главное – дать ему по зубам так, чтоб отпала охота пройтись летом по Левобережью!

У Арсена радостно заблестели глаза. Он вскочил.

– Батько, значит, будет поход на Крым?.. Когда же?

Сирко обнял казака, усадил рядом с собой.

– Понимаю тебя, сынок… Но не торопись – всему свое время!

Сирко вел на Крым двадцать тысяч запорожцев. Столько воинов одновременно Сечь не выставляла никогда. В морские походы обычно ходили тысяча или две, в сухопутные – шесть – восемь тысяч казаков. Сейчас же на клич прославленного кошевого отозвались все, кто мог держать саблю в руках. А таких после турецкого нашествия на Правобережье в запорожских владениях оказалось немало. Кто потерял в эту смутную пору семью, кто не хотел гнуть спину на левобережную старшину, которая загордилась, забарствовала и стала насаждать выгодные для себя крепостнические порядки, тот бежал в Понизовье и пополнял сечевое войско.

На следующий день после перехода на левый берег Днепра кошевой, вместо того чтобы направиться по знакомым степным тропам сразу на юг, к Перекопу, как много раз ходили запорожцы, повернул войско на восток, к речке Молочной.

Молодые казаки удивлялись и потихоньку роптали, старые молчали, доверяя своему опытному вожаку, но в душе тоже были недовольны. Шутка ли – сделать такой крюк! Однако никто не смел возражать: в походе кошевой или наказной атаман обладал неограниченной властью и за непослушание мог предать смертной казни.

– И чего это батько удумал? – бурчал Метелица. – Так, чего доброго, мы и до самого Азова отмахаем!

– Цыть, Корней, ежли не хочешь киёв отведать! – шипел Шевчик, оглядываясь. – Сирко знает, что делает!

Сирко действительно знал, что делал. Дойдя до Молочной, он дал войску дневной отдых, а потом, круто повернув на юг, быстро двинулся к Сивашу. Теперь шли только ночью, определяя путь по звездам и едва приметным в темноте степным курганам да оврагам, а днем отдыхали в глубоких долинах, варили кашу, пасли коней. Сторожевые отряды, разосланные кошевым на расстояния, которые мог просматривать всадник, бдительно стерегли покой войска: они брали в плен или уничтожали всех татар-кочевников, которые попадались на пути.

Поэтому ни перекопский бей, ни тем более хан Мюрад-Гирей не знали, что над Крымом нависла опасность.

Запорожцы вброд перешли Сиваш и появились в Крыму внезапно. В основании неширокого полуострова, глубоко врезавшегося в море, разбили лагерь. Это место было удобным для обороны. К тому же здесь имелась вода: в отлогой, поросшей травою балке бурлил большой родник.

Пока запорожцы стреноживали коней, приводили в порядок оружие и сбрую да наскоро завтракали солоноватой саламахой, Сирко собрал атаманов и видных казаков на раду. Уселись полукругом на траве.

– Братья атаманы, молодцы запорожские, – обратился к ним кошевой, стоя в центре, – вот мы снова на земле Крыма, проклятой земле агарянской, басурманской! Силы у нас ныне велики, но залог военного успеха – в неожиданности нападения! Нам до сих пор сопутствовала удача. Обойдя Перекоп, скрытно пробрались мы ногайскими степями и вышли в тыл врагу. Теперь, братья, победа – на острие казацкой сабли, в быстром беге наших коней! И еще – в твердости и мужестве наших сердец!.. Мы промчимся, как буря, по трем направлениям – к Бахчисараю, к Козлову[40] и к Кафе[41] – и сметем все на своем пути… Так вот, слушайте меня внимательно: я с двумя куренями останусь здесь и буду ждать вас ровно пять дней. В субботу в полдень, в пору самой короткой тени, вы все должны возвратиться сюда. Кто запоздает, пусть полагается на свои силы и самостоятельно пробивается домой!.. Наказным атаманом Кафского отряда я назначаю Ивана Рога, а на случай его смерти или тяжкого ранения – Василия Заболотного. Козловский отряд возглавят Иван Стягайло и Андрей Могила. На Бахчисарай пойдет куренной атаман Матвей Шумило… А ему в помощь… – Сирко выдержал паузу и оглядел присутствующих: – Семен Палий…