эти светские кадрили? Все равно ведь я там себя в великосветском обществе держать не умею».

Адъютант, как видно почувствовав настроение егеря, выразительно покачал головой.

— Очень вам, сударь, рекомендую там быть. Господин генерал не из тех людей, кому просто так отказывают, а вам еще дальнейшую карьеру строить. Да и Митенька, что сам только вчера здесь был, зная про вашу излишнюю скромность, настоятельно просил его увидеть перед отъездом. Ну а за сопроводительными документами, наградами для нижних чинов и всеми премиальными вы завтра перед самым обедом зайдите, я вас вне всякой очереди приму.

— Понял, буду, — вздохнул Алексей и отправился на квартиру, чтобы готовиться к вечернему приему.

Дом — это, конечно, было сказано скромно. Домом Толстых на окраине Москвы назывался приличных размеров дворец с большим и красивым парком. Он, конечно, уступал своими размерами многим княжьим, но был по-своему великолепен, сверкая колоннами из белого мрамора у главного своего входа. Перед самой парадной лестницей одетые по последней моде в восточные костюмы слуги и распорядители принимали лошадей и повозки у гостей, а их самих провожали внутрь здания. Алексей прибыл на наемном экипаже и, отпустив его, поднялся с одетым на турецкий манер слугой по длинной белой мраморной лестнице.

— Лешка, дорогой! — из боковой залы с криком выскочил одетый в мундир поручика гвардии Митенька. — Явился-таки наш скромняга! — молодые офицеры крепко обнялись. — А я уже хотел за тобой карету было отправлять! Мне адъютант генерал-губернатора ведь сказал про твой московский адрес! Так что ты сильно здесь рисковал! — и радостно расхохотался. — Ну, орел! Балканский орел! Не зря государыня сама тебя там, на поле, именно так вот назвала! Эта твоя история у Ришской экспозиции уже к сегодняшнему дню всю Москву облетела! Вот ведь, когда-то чуть было голову за эту историю не потерял, а теперь, вон, даже и через чин удалось выше перескочить! Цени, Леха!

— Ценю, Мить, я ценю, — улыбнулся Алексей. — В этом ведь и твоя заслуга есть, что не побоялся найти моего барона под Шумлой. Ты его, кстати, не видал? Три дня уже не могу я своего полковника здесь найти!

— Такие люди сами объявляются, когда им это нужно, — усмехнулся Митя. — Видать, занят он сильно. Думаю, что найдется еще. И да, это самое, Алексей, он-то уже теперь не полковник, а целую неделю уже как господин бригадир.

— Ну вот, тем более его нужно найти, чтобы поздравить, да и дело у меня к нему по новому моему месту службы. А мне уже завтра отбывать из столицы, — вздохнул Лешка.

— О делах давай говорить завтра! — махнул рукой поручик. — А ну пошли со мной! До общего застолья еще целый час времени, так я тебя хотя бы с молодежью пока познакомлю!

Высокое общество Москвы и ее гостей было представлено разодетыми штатскими и военными. Порхали в пышных бальных платьях барышни. Подкручивали усы великосветские щеголи. Люди разбились по группкам и предавались любимому делу высшего общества — сплетням! Каждого входящего в огромную общую залу непременно обсуждали. Лешка шел за Митенькой как под прицелом сотен стволов.

— Пш-пш-пш, — шептали барышни, обмахивая себя яркими веерами.

— Бу-бу-бу, — бормотали пожилые полковники, коллежские и статские советники, важные генералы. — …Императрица, Ришский перевал, Нишанджы, из капитанов, кавалер ордена, золотая сабля «За храбрость», — доносились до него обрывки фраз.

— За мной! — Митя взмахнул рукой и, приоткрыв тяжелый малиновый занавес, проскользнул в боковую комнату. Алексей протиснулся следом и оказался прямо перед компанией своих сверстников. Среди десятка молодых парней, из которых только двое были в штатском платье, Алексей был самым старшим по чину. Но какая тут разница, когда вокруг были отпрыски из высоких и богатых дворянских фамилий? Практически все они были одеты в гвардейские парадные мундиры, обшитые золотом и серебром. Вели они себя весьма непринужденно, словно только и занимались всю свою короткую взрослую жизнь службой на дворцовых паркетах и в бальных залах.

— Вот он, господа, я ведь обещал вам, что будет? — воскликнул Митя. — Знакомьтесь, мой друг и боевой однополчанин Егоров Алексей, кому императрица самолично премьер-майора присвоила, золотую саблю вручила и, заметьте, — понял он палец, — перстень со своего пальца сняла и его им одарила!

Почему-то это последнее упоминание награды всех взволновало более всего.

— И где же он? — все с интересом оглядывали руки Егорова.

Тот пожал плечами и хмыкнул:

— Так не ношу я ничего из украшений. Вроде бы как женское оно?

В комнате грянул гомерический хохот, и из-за ширмы, закрывающей вход, заглянул встревоженный распорядитель.

— Митрофан Лукич, у нас все хорошо, — успокоил его Митенька. — Ребятки просто выселятся!

— Ну вы и шутник, Алексей! — протянул поручик в мундире гвардейского Измайловского полка. Говорите, дареный перстень императрицы не надели, потому что он есть женское украшение? — и вся компания опять захохотала. — А сабля-то хоть та дареная при вас? Ее-то вы нам здесь покажете?

— Саблю покажу! — сквозь зубы процедил Егоров и вынул наполовину из красивых, черных в серебре ножен прекрасной работы клинок.

— Красота-а! — протянул подпоручик Преображенского гвардейского полка. — Сразу видно руку мастера. Какая прямая форма, как раз для фехтования в пешем порядке, а не для рубки в седле. Сам эфес золотой, гарда тоже, золотого плетения темляк с шикарной Георгиевской лентой! А гравировка, гравировка, вы только посмотрите! — прошептал подпоручик. — «За храбрость!» А вот еще на лезвии есть: «За знаменитое и удачное его предприятие на Балканских горах».

— Да, сильно! — покачал головой Митя. — Вот такие вот мы — боевые офицеры из Первой Дунайской императорской армии!

— Ну, а алмазов или каких-нибудь других камней на сабле-то и вовсе нет, — желчно проговорил кавалергард-поручик. А вот у генералов, у них у всех шпаги богато алмазами осыпаны!

— Это да-а, — протянули гвардейцы. — Каменья бы здесь не помешали!

Лешка резко, чтобы глаза завистников не таращились на боевую сталь, загнал лезвие опять в ножны.

— А мне сабля нужна для того, чтобы врагов рубить, а не чтобы им глаза слепить каменьями!

Гвардейцы улыбнулись, и дальнейший разговор продолжили на отвлеченные темы на французском. Лешка в этом языке был не особенно силен, поэтому просто скучал, стоя рядом.

Ужин был накрыт в нескольких залах, и он опять сидел все в той же компании молодых офицеров. Митенька был занят разговорами с другими гостями, и Алексей сидел в одиночестве. Вокруг звучали напыщенные речи, искрометные шутки и тосты. Рекой лились шампанское и лучшие вина из Европы. На всем этом празднике он чувствовал себя лишним. Перед бальными танцами он был представлен хозяину дворца графу Толстому и его супруге. Александр Иванович, пристально, с головы до