Наконец они подошли к воротам, ведущим в крепость, представлявшим собой нечто вроде бутылочного горлышка, где двое стражей под флагом какого-то короля небрежно и выборочно проверяли повозки, одну задругой въезжающие в город.

— Боятся внезапного нападения, — со знанием дела пояснил крестьянин, пока они ожидали своей очереди. — Ха! Нас, земледельцев, принять за банду грабителей и убийц? Да и к чему нам это? Разве они не знают притчу о курице, несущей золотые яйца?

Крестьянин, монолог которого не прекращался с того самого момента, как он предложил подвезти их, наконец оборвался, и Бригит уже было решила, что он выдохся, однако в следующий миг он завел свою шарманку снова.

— Все возвращается на круги своя, святой отец, — провозгласил он. — У этих язычников есть золото, и серебро, и прочие товары, которые они привезли из-за моря, а теперь обменивают на моих цыплят и прочее. Они и вправду грабят города к западу и востоку, а потом вновь возвращают награбленное нам! Ну так вот, грабят ли фин галл или какой-нибудь толстый ублюдок, восседающий на троне Тары, то какая нам разница, спрашиваю я вас?

К счастью ддя Бригит, у которой в груди начал разгораться гнев, в этот момент они приблизились вплотную к воротам, крестьянин прервал свои разглагольствования и заговорил с одним из стражников. Они миновали брешь в земляной стене, и перед ними, словно отдернулась занавеска, предстал во всей своей красе Дуб-Линн.

И Бригит неожиданно для себя ахнула.

Она действительно еще никогда не видела ничего подобного. До сих пор самым большим городом для нее оставалась Тара, с ее церковью и монастырем, несколькими дюжинами домишек, кузней да конюшнями, обнесенными стенами форта. У нее как-то не укладывалось в голове, что на свете бывают города и крупнее.

Но здесь она увидела не десятки, а сотни домов, столь тесно расположенных, что высокий человек, раскинув руки в стороны, мог коснуться двух сразу. Каждый дом стоял на своем клочке земли, а спереди обязательно красовался крошечный садик, обнесенный изгородью. До ее слуха донеслись стук кузнечных молотов и визг столярных пил, глухие звуки какой-то тяжелой работы и приглушенные крики, слишком далекие, чтобы можно было разобрать слова. Где-то играла музыка. И все это пространство было разрезано на полукружья дорогами; некоторые из них были лишь грязными тропинками, зато другие — широкими проспектами, вымощенными досками и бревнами.

Крестьянин, давно привыкший к этому зрелищу, молча повел своих волов по главной улице. Финниан тоже воздержался от комментариев, и, как всегда, понять, о чем он думает, было невозможно. А Бригит была слишком поражена, что заговорить первой, ее беспорядочные впечатления и мысли оказалось трудно облечь в слова.

«Столько зданий, — думала она. — Что это, какой-то храм? Адым вон там? Что он означает?» У подножия пологого холма несла свои воды к морю река Лиффи. Корабли, большие и маленькие, покачивались на волнах у причалов или стояли на берегу, а еще три медленно поднимались вверх по реке, причем весла на них вздымались и опускались так синхронно, что можно было подумать, будто ими управляет одна рука.

И люди. Их было столько, сколько Бригит и представить себе не могла, тем более — в одном месте. Они были повсюду и целеустремленно шагали по своим делам, точно зная, куда именно идут и зачем. Здесь были женщины в ирландских платьях и женщины в нарядах норманнов, огромные бородатые мужчины с оружием и крестьяне ее собственной страны. И дети.

Бригит вдруг поняла, что к охватившему ее изумлению примешиваются страх и отчаяние. Как и ее отец, как и многие ирландцы, она неизменно лелеяла надежду, что когда-нибудь этих языческих свиней удастся сбросить обратно в море. Но как? Как можно на это рассчитывать теперь? Поначалу фин галл захватили крошечный пятачок на побережье Ирландии, всего лишь место, годное на то, чтобы перезимовать, но они расширили его, превратив в торговый центр, ничего подобного которому ирландцы и вообразить себе не могли. Чертов крестьянин сказал правду: «Они пришли, чтобы остаться».

Но вскоре все эти мысли вытеснила новая проблема. Даже приняв решение отправиться в Дуб-Линн, Бригит не слишком ломала голову над тем, как она отыщет в нем Харальда. Она не предвидела особых трудностей, поскольку не предполагала, что Дуб-Линн окажется настолько огромен. В ее представлении таких больших городов попросту не существовало. Но теперь, когда первый шок прошел, его сменила паника. Как мы вообще сумеем отыскать его в таком столпотворении.

Крестьянин тем временем вел своих волов по дороге, плечом к плечу с сотнями других людей, направляющихся на рынок. Они вышли на открытое место, заставленное шаткими ларьками и палатками, и крестьянин остановил телегу.

— Это и есть рыночная площадь, святой отец, — сообщил он, — и дальше я не иду. Но, быть может, я помогу вам найти то, что вы ищете?

Финниан обернулся к Бригит. Они ни разу не заговаривали о том, а кого, собственно, она намеревается отыскать в Дуб-Линне, и только теперь она поняла, сколь самонадеянно это было с ее стороны. Откашлявшись, Бригит начала объяснять серьезным и мрачным тоном, пытаясь сойти за юношу и понизив голос, насколько возможно:

— Мы ищем одного из фин галл, молодого человека по имени Харальд, среднего роста, но широкоплечего, с соломенными волосами. Лет семнадцати или восемнадцати от роду.

Если крестьянин и разгадал уловку Бригит, то не подал виду, зато громко расхохотался.

— Да вы только что описали добрую половину этих чертовых фин галл — воскликнул он. — Ладно, я посмотрю, чем вам можно помочь.

Он ушел, и с четверть часа Бригит и Финниан наблюдали за тем, как он расспрашивает прохожих, по крайней мере тех, кто с виду мог знать юношу по имени Харальд. Но, те один за другим отрицательно качали головами. Наконец крестьянин вернулся.

— Не известны ли вам еще какие-нибудь подробности об этом человеке?

Бригит принялась рыться в памяти, и ей удалось вспомнить еще кое-что.

— С ним был отец, — медленно и неуверенно протянула она. Она вспоминала разговор, который состоялся у нее с Морриган несколько месяцев назад. — Его зовут… Торгрим. Торгрим Ночной Волк.

— Что ж, попробую еще раз, — заявил крестьянин, но скепсиса в его тоне ничуть не убавилось.

Отойдя от них, он подошел к человеку в малиновой накидке с длинным мечом на боку. Крестьянин заговорил. Бригит не могла слышать его слов. Но зато она заметила, как лицо фин галл озарилось узнаванием. Он кивнул и указал куда-то вниз по дороге. Она почувствовала, как облегчение охватывает ее, словно волна жара от костра.

Двадцать минут спустя, не больше, они разыскали дом кузнеца, прошли по тропинке мимо великана, работающего на наковальне, и еще одного человека, жилистого и мускулистого, затачивающего мечи. У дверей их встретила ирландка. Бри- гит откинула с головы капюшон и с огромным облегчением встряхнула своими длинными каштановыми волосами, словно мокрая собака.

Если ирландка и поразилась тому, что в обличье монаха перед ней предстала женщина, то умело скрыла свое удивление. Она не узнала Бригит, зато прекрасно поняла, что та — отнюдь не рабыня и не торговка рыбой.