По-моему, Бастинда кивнула, потому что бабка открыла ей дверь и пригласила:

– Ну, заходи. Только быстро! Подъезд не выстужай.

Кошка юркнула в подъезд, а старушка поплелась к внуку на детскую площадку. Я вышла из своего укрытия и осмотрелась. Время было бойкое, послеобеденное, сейчас бабушки потянутся выгуливать внуков. В нашем доме, по моим наблюдениям, всегда так было. И правда, скоро дверь Яниного подъезда открылась, пропуская пожилую женщину с коляской.

– Ой, вы кошку в подъезде не видели? – бросилась я к ней. – Пестренькую такую…

– Видела. У второй квартиры сидит. Твоя, что ль?

– Моя. Вышла с ней погулять, да не углядела. Она в ваш подъезд шмыгнула.

– Иди, забирай свою пегую кралю.

Она придержала мне дверь.

Кошка и в самом деле далеко не ушла, сидела на площадке первого этажа. Я взяла ее на руки, поднялась на пятый. Квартира Яны была опечатана.

Я снова посадила ее в рюкзак и вышла из подъезда. Подошла к группе бабушек, которые надзирали за стайкой малышей.

– Спасибо вам, – поблагодарила я ту, что впустила меня в дом.

– Да чего уж… – отозвалась она. – Нашла, что ли? Киску-то?

– Ага, вот она.

Я приоткрыла сумку, и малышка Бастинда грациозно выскочила на снег. Она легко переступала лапками на припорошенной наледи, будто танцевала. Ее тут же с радостными криками обступила малышня.

– Алле гоп! – обернулась я к ним. – К вам приехал кошачий цирк!

Вытянула перед Бастиндой руки колечком, и она мягко перепрыгнула через самодельный обруч. Вроде бы незатейливый фокус, но имеет неизменный успех у непритязательной публики.

– Во дает! Класс! Приколько!

Мелкота придвинулась ближе.

– А мне можно? – загорелись глазенки у карапуза лет пяти.

– Валяй! – поощрила я.

– Не оцарапает? – забеспокоилась его бабушка в пушистом платке.

– Нет, она подписала пакт о ненападении, – заверила я.

Мальчик растопырил руки кольцом так широко, будто обнимал большую бочку, и кошка снова прыгнула. Тут же разохотились остальные. Операция внедрения прошла успешно. Пока детки играли в дрессировщиков, я присела на деревянную лавочку рядом со старушками. Благодарные за неожиданную забаву, бабушки сами начали разговор.

– А вы где ж живете? – спросила самая востроносая.

– Во-о-н в том доме, – показала я на девятиэтажку в отдалении.

– Чтой-то я раньше вас тут не видела… Тамошние все на нашей площадке обретаются. Как медом им мазано, – начала было ворчать она, но, побоявшись, что я обижусь и игривую кошку унесу, тут же поправилась: – А мы что? Мы ничего… Место, чай, не купленное. У нас-то двор домами от ветра закрыт, ребятишек не продует и взрослым теплее.

– Я недавно переехала, – просто объяснила я свое неожиданное появление, – дома редко бываю. Работа у меня такая – сплошные командировки.

– Да, суетится народ, – посочувствовала моя собеседница. – Куда ж деваться-то? Деньги под лавочкой не найдешь. Вот и у нас в подъезде, слышь, одна жила. Симпатичная такая… Журналистка. Все ездила, ездила и доездилась.

– Журналистка? – переспросила я и тут же со знанием дела «предположила»: – Убили, что ли? Сейчас это запросто.

– Нет. От душегубов Бог миловал, сама по себе померла. Сердце не выдержало. Видать, от беготни этой.

– Пожилая? – «поняла» я.

– Какое там… – Она оглядела меня и прикинула: – Да помоложе тебя будет. Девчонка совсем.

– Бывает, – вздохнула я. – Случается, даже дети на физкультуре умирают. Помолодели инфаркты. А это не ее дверь опечатанная? Я обратила внимание, когда кошку искала. Там бумажка налеплена.

– Ее. Девятнадцатая квартира. Янина.

– Как же она умерла-то?

– Кто ж знает… Одна жила. И вдруг померла. В ванной нашли.

– А кто ее обнаружил, если одна жила?

– Квартиру нижнюю затопило. Соседка кинулась ей стучать. Яне-то. Открой, мол, Яна. Не открывает… А вода хлещет вовсю, что твоя Ниагара. Помнишь, Семеновна, намедни по «Дискавери» показывали? – обратилась она к товарке. – Мы с тобой еще вместе глядели, чайком баловались?

Семеновна кивнула. И словоохотливая бабушка продолжила:

– Ну, так вот. Хлещет, значит, вода. Мы в ДЭЗ звонить, слесарю. Он быстро явился, ничего не скажу, только потыркался, помыкался у двери да и говорит: «Ломать не буду, частная собственность». А вода-то хлещет. Побежали за милицией. У нас близко, отделение в том же доме, что и ДЭЗ. Подошел участковый. Ну, этот, понятно, власть. Разрешил. Отомкнули дверь. А из ванны – вода. Ле-дя-ню-ю-ща-я-я…

– Холодная? – удивилась я. – Зимой? Почему? Она что же, моржом, что ли, была? Яна эта?

Бабушки недоуменно посмотрели друг на друга.

– Правда, Петровна, почему вода-то в ванной ледяная? – спросила Семеновна.

– Не знаю… – призадумалась бабушка, – но точно, как лед вода. Меня ведь это… в понятые пригласили. Ну, когда ее нашли. Лежит, значит, наша Яночка в ванной. Голенькая вся… Беленькая… И неживая… А вода холодная льется. Я еще ноги промочила. Ну, думаю, теперь сама слягу. Хорошо, водку от зятя припрятала…

– А где же гости-то ее были? – перебила ее старушка в пушистом платке.

– Не было у нее в квартире никаких гостей. Пусто.

– Да как же не было? – не сдавалась пушистая бабушка. – Говорила ведь Анна Ивановна, ктой-то к ней утром заходил. Она как раз мимо шла…

Я напряглась, вот она, самая важная информация. Главное, не спугнуть их сейчас, не показать свой интерес.

– Пешком шла? – удивилась я. – Ну, эта… Анна Ивановна? Квартира-то Янина на пятом. Лифт, что ли, сломался?

– Анюта у нас лифтом не пользуется. Сказали ей по телевизору: грядет, слышь, вселенская катастрофа. Скоро такое время наступит, когда все электричество вмиг погаснет. Ну, как тогда в Москве, при Чубайсе. Ужасть! А кто в лифте застрянет, помрет сердешный, в страшных мучениях, – рисовала она апокалипсическую картину. – Так Анна Ивановна сильно перепугалась. Ну это… Быть в лифте замурованной… Не гляди, что под восемьдесят, теперь домой только пешком ходит. Аж на самый седьмой этаж. Навострилась, даже на соревнования ездит – кто быстрее по лестнице домой прибежит. Это я к чему веду? Утречком она как раз снизу шла и услышала, как Яна кому-то дверь отворила и спросила: «Где же Вера?» Но Анюта никого не успела разглядеть, пока дошла, дверь-то и захлопнулась. А потом нас заливать стало.

«Вера» – екнуло у меня сердце. Значит, все-таки она заходила к ней. Или кто-то от нее? Может, бабушки еще что-нибудь вспомнят?

– Это как же получается? Гости пришли, а она от них в ванну нырнула, так, что ли? – засомневалась пушистая.