— Саш, пожалуйста! Саш! — цепляюсь за его куртку и плетусь следом, словно хвост. Мне наплевать, как это выглядит со стороны, всё равно на любопытные взгляды этих уродов. Я остаиваю свою любовь! Я не хочу его потерять! — Хотя бы просто отложи рейс до вечера, давай поговорим в спокойной обстановке.

— Хватит, уже откладывал, — бросает, не обрачиваясь и только ускоряет шаг. В туннеле темно и жуткий сквозняк, ледяной ветер задувает под куртку. Я спешу за мужчиной, которого люблю больше жизни, бегу, но он даже не думает останавливаться. Поэтому останавливаюсь я сама и ору ему вслед:

— Почему ты такой непробиваемый? Почему?! Неужели ты не видишь, как мне без тебя плохо? Я действительно раскаиваюсь! Да я жизнь ради тебя готова отдать, долбаный ты бесчувственный сухарь! Зачем ты меня мучаешь?!

Неожиданно он бросает сумку на затоптанный бетонный пол и, развернувшись, всего за пару размашистых шагов равняется со мной. В первую секунду мне кажется, что он меня ударит, но он меня не бьёт — просто обхватывает ладонями моё лицо и приблизившись почти вплотную:

— Нет, это ты меня мучаешь! Всю душу ты мне вывернула! Думаешь, мне сейчас легко? Легко?!! — я впервые слышу, как он повысил голос. Всегда такой сдержанный прежде, он словно становится сам не свой. И я замираю, не узнавая его нового: — Мне хреново сейчас даже больше, чем тебе! А знаешь, почему? Потому что для тебя это всё впервые, а я уже думал, что в последний раз. Я действительно полюбил тебя, такую чокнутую дуру, я был готов мириться со многим, глотал один твой заскок за другим, но у всего есть предел, Вика. К сожалению, я знаю, чем бы это всё закончилось в итоге. Через месяц, год или два, но обязательно бы закончилось. Не может быть иначе, ты ещё не созрела и не готова к серьёзным отношениям. А я уже давно перерос эти адреналиновые горки.

— Я готова, Саш, ко всему, рядом с тобой, — плачу, трясясь то ли от холода, то ли от шока. — Дай мне шанс… Самый последний.

Он хватает меня за воротник куртки и рывком притягивает к себе. И обнимает так крепко, что больно рёбрам. Обнимает отчаянно… как обнимают в последний раз.

— Я делаю это всё ради тебя, дурочка, — шепчет мне на ухо. — Потом ты это поймёшь. Не сразу, конечно, но поймёшь обязательно. Тебе будет сложно со мной. Я освобождаю тебя от себя.

— Но ведь мы любим друг друга…

— Одной любви очень мало, к сожалению. Иногда дорогого человека лучше отпустить и сейчас тот самый случай. Отпустить, чтобы подумать, остыть. Переосмыслить многое. А жизнь… она сама всё потом по своим местам расставит. Вот увидишь, — гладя меня по волосам, прислоняясь своим лбом к моему. — Не реви, слышишь? Бери уже себя в руки, ну. Никто не умер. Ты же стойкий оловянный солдатик.

— Я умерла. ​​​​​

— Глупая, ты живая! Красивая. И будешь счастливой, я тебе обещаю.

Его глаза так близко и хоть в тоннеле темно, кажется, в них тоже блестят слёзы.

— Всё, мне, правда, пора.

А теперь мне кажется, что он хочет меня поцеловать — его губы застывают буквально в миллиметре от моих… Но он не целует — просто разворачивается и, подняв свою сумку, уходит.

Несколько секунд я стою и смотрю ему в спину, не в силах поверить, что всё это произошло в реальности.

Он уезжает. Насовсем. То есть вообще навсегда.

Когда он срывается за поворотом, я словно оживаю: подрываюсь с места и бегу за ним снова. Бегу, что есть сил, расталкивая людей плечами. Минуя контролёров у входа раскрываю двери и несусь на перрон. В кеды забивается снег, в лицо бьют порывы колючего ветра, но я не чувствую холода.

Он уезжает! Уже стоит на ступеньках вагона.

— Саш! — кричу, что есть сил. — Саша!!!

Оборачивается.

— Я тебя люблю, слышишь?! Всегда буду любить только тебя одного!

…и в этот момент нас отрезает друг от друга бездушная дверь.

Поезд уезжает, набирая скорость, я вижу в крошечном мутном окне тамбура его силуэт и понимаю, что это всё. Точно конец.

Опускаюсь коленями прямо на снег и, закрыв лицо руками, плачу навзрыд.

Он всё-таки уехал.

И ничего мне не ответил.

Конец