Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гусман, хрустя стеклом, прошел на середину комнаты.
— Выражаю вам свое сочувствие, — сказал Сарычев. — Но люди, которые пришли к вам в аптеку, — грабители! Вы не могли бы сказать, что у вас здесь стряслось?
— Грабители?! — ужаснулся аптекарь. — Боже мой! Старый Гусман думал, что его невозможно обмануть, а оно вот как получилось. Как говорится, век живи, век учись! Но позвольте, они показали мне свое удостоверение, — ухватился он за соломинку. — Я в этом немного разбираюсь, там была фотография и гербовая печать.
— Мне бы не хотелось вас разочаровывать, но удостоверение было фальшивым.
Взгляд старика уперся в пол, и он скорбно покачал головой:
— Это же уникальная посуда! Если бы вы знали, за какие деньги мой батюшка приобрел ее в Германии, то вы бы сказали, что у этих Гусманов не все дома. А еще говорят, что евреи скупой народ. Ведь все для людей! За пятьдесят лет, что мой покойный батюшка держал аптеку, у него разбилось только две колбы и одна банка. Зато когда во главе семейного дела встал Абрам, так у него переколотили всю посуду! — Горе старого аптекаря было неподдельным. — Вы говорите, что удостоверение было ненастоящим… А кто сейчас разберет, фальшивое оно или нет? Сейчас у каждого матроса в кармане лежит какая-нибудь корочка, и попробуй не послушать его! Он тотчас начнет размахивать своим «маузером». А я с детства не переношу запаха пороха.
— Посмотрите повнимательнее, у вас что-нибудь пропало? — спросил Сарычев.
Безрадостная картина царила и в других комнатах. Грабители просто вытряхнули содержимое шкафов на пол. Сарычев случайно зацепил одну из банок — перекатившись, она издала какой-то жалобный звук.
Абрам Гусман вдруг застыл, словно увидел нечто ужасное. Лицо его покрылось бледностью, а на крупном носу отчетливо проступили красные сосудики.
— Я не хочу сказать, что я был богатый человек, но вот в этом шкафу у меня имелись сбережения на старость. — Он показал дрожащей рукой на распахнутый шкаф.
Сарычев подошел к шкафу.
— В этом?
— Да, на третьей полке. Золото… Знаете, я аптекарь, золото мне необходимо в работе. Ну и кое-что откладывал…
— Сколько было золота?
Гусман безнадежно махнул рукой:
— А разве теперь это имеет какое-то значение? Вы его все равно никогда не найдете. Золото — это такой товар, который уходит очень быстро и не любит одного хозяина. Сегодня оно здесь, а завтра будет где-то еще.
— Посмотрите повнимательнее, у вас было еще что-нибудь ценное?
— Я хочу посмотреть свой кабинет….
Они прошли по коридору. Гусман осторожно открыл дверь в кабинет. Звякнула, откатившись в сторону, металлическая банка. На лице фармацевта отразилась безнадежность. Именно так должен выглядеть человек, который потерял в своей жизни последнее. На лице не видно даже тусклой надежды на благоприятный исход. Полнейшая безнадежность. Старик сделал крохотный шажок — переход из состояния надежды в безысходность самый тяжелый. Надломилась даже крохотная соломинка, за которую он пытался держаться.
Лишившись сил, Абрам Гусман так и опустился среди склянок, обхватив голову руками.
— Вон, — кивнул он на металлическую жестяную банку. — В ней было все мое состояние… Еще верил… Надеялся… Однако выгребли все подчистую, сволочи!
— Что в ней было?
— В ней были броши, колье, кольца… Некоторые вещи просто уникальные. Я собирал их всю жизнь, думал достойно встретить старость, и вот на тебе! Дождался!
Игнат Сарычев поднял банку. Покрутил в руках.
— Но здесь написано «Яд», — недоуменно сказал он.
Фармацевт невесело хмыкнул:
— А вы бы хотели, чтобы здесь было написано «Сокровища бедного еврея Абрама Гусмана»? Я вас правильно понимаю?
Ситуация была не самая подходящая для веселья, но Сарычев не сумел удержаться от улыбки.
— Тоже верно.
— Ну, конечно, всем весело! Даже представителям власти весело, только бедному Абраму Гусману как-то не до смеха.
— А откуда у вас такие ценности?
— А все оттуда же… Это наши фамильные накопления. Лекарства всегда стоили дорого. Бедному Абраму тоже нужно как-то кормить свою семью, вот и приходится торговать так, чтобы не было в убыток. Люди мне камушки, а я им нужное лекарство… Вот так и пострадал за свою доброту.
— Много там было драгоценных изделий?
— А целая банка! Битком набитая.
— Сможете дать их описание?
— Конечно же! Ведь я же не украл свои камушки, а честно заработал, поэтому помню каждую вещицу. — Гусман поднялся. — Найдите этих сволочей! — в ярости прошептал он. — Ничего для этого не пожалею!
— Сделаем все возможное, — уверил его Сарычев. — Только ответьте мне: кто мог знать о том, что в этой банке у вас находятся драгоценности?
— Вы думаете, что бедный еврей Абрам делал из этого какой-то секрет? Более доверчивого человека, чем старый Гусман, вы не отыщете во всей Москве. Уважаемых людей я принимал у себя в кабинете… Можно было догадаться, что в ней лежит. А людей ко мне приходило много.
— Понятно.
— Теперь у меня к вам есть вопрос.
— Задавайте, — кивнул Сарычев.
— Так я свободен?
«Занятный дядька», — губы Игната опять невольно растянулись.
— А вас никто и не арестовывал. Можете идти куда хотите.
— Э-эх, вот только куда мне податься от этого разорения!
Мария Феоктистова понимала мужчин. Сколько их было…
Нет, лучше не вспоминать. С некоторыми из них у нее были мимолетные романы, которые не продолжались больше одной ночи. В душе они ничего не оставляли, кроме разве что досады. О таких случаях она старалась не вспоминать, понимая, что это было всего лишь проявление женской слабости. Поддалась соблазну, поверила ласковым речам, в результате чего оказалась под одним одеялом с мужчиной.
Продолжительные романы, как правило, у нее случались с теми мужчинами, которые ей нравились всерьез. Это трудно объяснить, но всего по одному взгляду, брошенному на мужчину, она могла сказать, что с этим человеком у нее будет нечто серьезное.
И крайне редко ошибалась в своих предчувствиях.
Нечто схожее она испытала, увидев Матвея. Ей достаточно было посмотреть ему в глаза, как она поняла, что перед ней настоящий лидер. Хотя внешне это никак не проявлялось — он не пытался демонстрировать свое очевидное превосходство, был предельно корректен, умел говорить приятные слова, но, кроме этого, в нем была та притягательная мужская сила, что так нравится женщинам.
Ему хотелось подчиняться. Быть хранительницей семейного очага. Встречать его, покорно склонив голову, и ждать милостивого прикосновения его крепких рук. Неожиданно для себя Мария сделала удивительное открытие — она готова быть при Матвее кем угодно — любимой женщиной, кошкой, которую он гладит, только чтобы находиться рядом с ним. И ей очень хотелось верить, что он и не подозревает о ее тайных мыслях.