Собрав все эти факты воедино, Лонгвелл прилетел в Великобританию с четким намерением попридержать последний платеж. Сумма была приличная — одна пятая от всего контракта: двести тридцать тысяч долларов. Так что Черчиллю было что терять. Но ему удалось успокоить издателей. Он показал наработки по шестому тому, из которых следовало, что этот том будет последним и что его большая часть уже написана. Поэтому, даже если статус автора изменится и он займет кресло премьера, книгу удастся завершить в приемлемые сроки. Оставшись довольным переговорами, Лонгвелл и руководство New York Times решили разбить имевшуюся сумму между двумя томами. Летом 1951 года они пообещали заплатить сто пятьдесят тысяч долларов за пятый том, а оставшиеся восемьдесят тысяч — после получения читабельной версии последнего тома.

Вернемся к истории написания третьего тома. Поддержав своего клиента в переговорах с издателями, Ривз, тем не менее, признавал обоснованность претензий к качеству текста. Новый том уступал предыдущим. Описание кампаний в Северной Африке и на Среднем Востоке носило чрезвычайно детализированный характер с приведением неподходящих для сочинения такого уровня операционных записок и телеграмм каждодневного ведения боевых действий.

С критикой нового тома выступила и Клементина. Она внимательно читала рукопись, выражая свое одобрение или осуждение на полях. Так, рядом с одним эпизодом, где рассказывалось о спорах с Военно-морским министерством, она оставила комментарий: «Рада, что в этом абзаце ты, наконец, сказал что-то великодушное об Адмиралтействе. Читая главу до этого момента, я боялась, что моряки будут оскорблены и задеты. В своей резкой критике ты не приводишь ни одного ответа, и у читателей может создаться впечатление, что ты обращаешься к инертным и бездеятельным лицам. Мне кажется, тебе следует привести одну или две ответные записки покойного Паунда».

В целом, книга ей не понравилась. Текст показался скучным, а чрезмерное цитирование различного рода документов вызывало раздражение. В один из вечеров после обеда она сказала, обращаясь к супругу: «Уинстон, я только что закончила читать третий том, и я надеюсь, что ты учтешь небольшие заметки, которые я сделала на полях. Книга нуждается в серьезной переработке. Меня утомили бесчисленные детали непринципиальных сражений. Очень много материала не представляет никакого интереса». Очевидцы вспоминают, что, услышав эту тираду, Черчилль сначала что-то прорычал. Затем, успокоившись, сказал, что пройдется по тексту еще раз.

Автор признавал, что третий том требует существенной правки. Работа над коррекцией началась летом 1949 года и продолжалась до начала ноября. Одновременно текст согласовывался с военными историками и главными участниками событий. В частности, материалы обсуждались с Денисом Ричардсом (1910–2004), соавтором трехтомной официальной истории военно-воздушных сил периода Второй мировой войны, занимавшим с 1943 по 1947 год должность старшего комментатора исторической секции Министерства авиации. В июле Паунэлл показал отдельные главы фельдмаршалу Уэйвеллу. Также свои комментарии относительно бомбардировки Триполи высказал адмирал флота Эндрю Браун Каннингем (1883–1963), в годы войны главнокомандующий Средиземноморским флотом.

Поступили замечания и с Даунинг-стрит. Эттли не понравилось, что, описывая настроения австралийцев в декабре 1941 года касательно возможного вторжения на их континент японских войск, Черчилль использовал фразу «глубокий страх». Через секретаря кабинета премьер предложил рассмотреть возможность заменить «страх» на «мрачное предчувствие». В конечной редакции использовался оборот «глубокая обеспокоенность», а сам фрагмент был перенес из третьего тома в начало четвертого.

После внесения авторских правок рукопись в очередной раз была передана в надежные руки помощников, которые должны были все внимательно вычитать, исправить ошибки, а также дать свои предложения относительно возможной коррекции. Творческий коллектив не подвел. В течение нескольких следующих недель текст подвергся еще большему сокращению и улучшению с пошедшей на пользу реструктуризацией некоторых глав. «Финальная» версия была подготовлена 16 декабря 1949 года.

Издатели признали, что на этот раз рукопись приобрела законченность и стала гораздо лучше предыдущего варианта. Хотя даже автор отмечал, что после успеха первых двух томов продолжение оказалось менее удачным. «Многие из нас полагают, что следующий том будет лучше третьего», — признается Черчилль в частном порядке Камроузу в апреле 1950 года.

В процессе работы над третьим томом в жизни Черчилля произошло одно важное событие, которое, хотя и не смогло кардинально изменить плотный рабочий график, тем не менее, оказало серьезное влияние на всю дальнейшую работу над проектом.

В августе политик отдыхал недалеко от Монте-Карло на вилле Бивербрука. В два часа ночи 24 августа во время игры в карты он пожаловался на онемение в руке и ноге. На следующее утро онемение усилилось. Черчилль обнаружил, что ему тяжело писать. Он с трудом вывел лишь свое имя. Из Лондона в срочном порядке был вызван лорд Моран. Осмотрев пациента, он предложил ему еще раз что-нибудь написать. Тот взял ручку и очень аккуратно и медленно стал выводить: «Я стараюсь, как могу. Почерк значительно лучше, чем был сегодня утром. У. Черчилль».

Передав лист Морану, Черчилль стал внимательно следить за его реакцией.

— Что-то не так, Чарльз? У меня случился удар?

— Большинство людей, когда говорят об ударе, имеют в виду разрыв сосудов головного мозга, кровоизлияние. У вас этого нет. Просто маленький тромб закупорил маленькую артерию.

— Со мной случится еще один приступ? — поинтересовался Черчилль. — Скоро выборы. Такое ощущение, будто балансируешь между министерским постом и смертью. Но я не слишком беспокоюсь. Пусть судьба идет своим чередом.

— Вы заметили какие-нибудь изменения в своем состоянии? — спросил Моран.

— Да, — ответил Черчилль. — У меня такое ощущения, что между мной и другими предметами появилась пелена.

Доктор попытался успокоить пациента, посоветовав ему не нервничать и как можно больше отдыхать. Моран знал, что произошло и к чему это приведет. «Это начало проблемы, — записал он в дневнике. — Разумеется, Уинстон не сдастся без боя, но у этого противостояния может быть только один конец. Как долго продлится эта борьба, можно только догадываться».

Черчилль старался держаться на публике бодро, не придавая большого значения случившемуся. «Кинжал ударил точно, но в этот раз он не вошел по рукоятку!» — комментировал он. Однако в глубине души он понимал серьезность произошедшего. Тридцатого ноября ему исполнилось семьдесят пять лет. Солидный возраст для человека, работающего над самым масштабным произведением своей жизни. Казус на вилле Бивербрука поставил исполинские планы под вопрос. Свою долю неопределенности вносила и политическая ситуация, а также непростое положение самого Черчилля. Нельзя забывать, что речь шла о лидере оппозиции, основные функции которого сводились к обеспечению победы своей партии на следующих всеобщих выборах.

Для автора «Второй мировой войны» возглавить оппозицию в 1945 году оказалось необычным опытом. К тому времени он почти сорок пять лет заседал в палате общин, возглавлял свыше десятка министерств и ведомств, не говоря о пятилетием руководстве правительством во время мирового кризиса. Но с работой лидера оппозиции он столкнулся впервые. И теперь он отчетливо понимал, что ловить правительство на ошибках и готовить плацдарм для прихода к власти своей партии было занятием, с одной стороны, хлопотным, а с другой — неблагодарным. История знала немало примеров, когда даже выдающиеся личности на этом посту так и не смогли добиться главной цели, сходя с дистанции до того, как политические весы находили новое состояние равновесия. А учитывая возраст, лидеру тори предстояло хорошо подумать, стоит ли тратить подходившие к концу силы на борьбу, до победы в которой он мог просто не дожить.