он это говорит. Дело не в смысле слов, а в интонации. И в том, как я на это реагирую. Кажется, его голос касается каждой клеточки моего тела, проникает в вены, в лёгкие, в мысли, будто это самый опасный в мире яд.

— Думаете о том, чтобы сделать меня своей любовницей? Марсель Рустамович…

— Я не святой, Насть, — перебивает меня Багримов. — И вряд ли когда-то им буду. Я не даю обещаний, которые не смогу исполнить. Или не уверен, что смогу. Но я хочу попробовать.

— Попробовать, что? — выдыхаю, крепче сжав стакан апельсинового сока.

— Попробовать не только секс.

В этот момент моё сердце практически останавливается. Я смотрю на Марселя Рустамовича, не дыша и не моргая. Не могу подобрать слова, чтобы ответить, так как в голове пусто.

— Не начинать с секса, — продолжает Багримов. — Я не знаю, что из этого получится.

— Вы предлагаете мне… отношения? — наконец, умудряюсь хоть что-то сказать.

— Видимо, так.

— И это потому, что вы хотите меня? Поэтому?

Губы мужчины сжимаются в тонкую линию.

— Это одна из причин. Но дело не только в этом.

— А в чём ещё?

— Я пока не могу ответить на этот вопрос. Не знаю ответа. Ты нравишься мне. Это всё, что я могу сказать.

Официант прерывает нашу беседу своим появлением. Он ставит на стол тарелки со стейками и сливочным супом с креветками. В другой ситуации я бы насладилась тем, с каким вкусом оформлены блюда, но сейчас все мои эмоции устремлены на переваривание тех слов, что сказал Багримов.

Я ведь знала, что так просто эта поездка в Штаты не пройдёт. Но я ожидала, что он будет пытаться перейти границу в физическом смысле, но никак не ожидала предложения попробовать встречаться.

— Марсель Рустамович, я ведь на вас работаю…

— Перестань, Насть. Ты же не думаешь, что у людей не бывает такого, что их романы начинаются на работе?

— Но если всё закончится плохо… Мне придётся уйти.

Я не представляю, как смогу работать с ним дальше, если… если он причинит мне боль.

— И ты считаешь, я оставлю тебя без рекомендаций? Без возможности найти хорошее место?

Он отвечает честно. Не строит иллюзий, что между нами всё будет хорошо. Говорит, как чувствует. Он не уверен, чем закончится наша связь, и не пытается лгать, что она продлится вечно.

— Я должна подумать. Я не могу так просто ответить.

— Что ты чувствуешь, Насть? — Багримов наливает для меня ещё сока, после чего режет стейк.

Я свой стейк резать не тороплюсь. Руки дрожат как у паралитика.

— Что я чувствую? К вам?… Наверное, то же, что и вы ко мне.

— Это вряд ли.

— Почему же?

— Мужчины и женщины чувствуют по-разному.

— Но мы ведь не знаем, насколько между нашими чувствами большая разница.

— Не знаем, Насть. Но это можно предположить.

Я всё же беру вилку и нож. В животе начинает урчать, да и запах от блюд исходит очень аппетитный. Отрезаю кусочек и с наслаждением кладу в рот. Мясо оказывается нежным и сочным.

— Марсель Рустамович…

— Марс. Давай уже на "ты".

— Хорошо… Марс, — выдыхаю.

Я ведь единственный раз назвала его так, когда подумала, что он разбился.

— Марс, ты… не сможешь спать с другими женщинами, если будешь встречаться со мной. Ну, то есть… — я не знаю, по какой причине чувствую дикое смущение, говоря с ним на эту тему. А может, смущение вызвано тем, что я называю его на "ты". — Это то, что для меня не приемлемо. Если… если ты не уверен, что сможешь выдержать это условие, то я не вижу смысла что-то начинать.

— Я пока ни в чем не уверен, Настя. Я же толком к тебе не прикасался даже.

Щёки обдает кипятком. Мы ни разу не спали, но я требую верности. Не знаю, это адекватно или нет? Когда вообще люди обсуждают фактор верности в отношениях, когда обсуждают серьёзность этих отношений?

У меня никогда не было отношений. За мной не ухаживали. И я не знаю, как нужно себя вести.

— Возможно, это я тебя не устрою, — усмехается Багримов и отпивает вино.

— Почему вы… ты можешь меня не устроить?

Марс пожимает плечами.

— Недостатков у меня достаточно… Нравится стейк и суп?

— Да. Вкусно.

— После ужина хочу пригласить тебя на танец. Ты не против?

— Можно. Наверное.

Мой взгляд автоматически устремляется в сторону музыкантов. Некоторые посетители ресторана действительно танцуют. Выглядят они при этом роскошно, так как у всех дорогие наряды и украшения. Но меня беспокоит совсем другое. Танец — это означает, что мне нужно быть очень близко к Багримову. Прикасаться к нему. И чувствовать, как он прикасается ко мне.

Закончив со стейком и супом, я отпиваю ещё немного сока, при этом поглядывая на Марса. Он не выглядит нервным и взволнованным. Как обычно он уверен в себе.

Не думаю, что он сомневается в моём согласии. Но кроме того, я сама сомневаюсь в том, что смогу отказать.

Может, это слабость, но я тоже хочу попробовать. Хочу понять, как это будет. Одно дело представлять или предполагать. Другое — знать точно.

Боюсь только, что это может меня разрушить…

— Идём? — Марс поднимается из-за стола и протягивает мне руку.

Уже через несколько минут мы оказываемся на небольшом подиуме возле играющих музыкантов.

Марс кладёт одну руку мне на поясницу, а второй сжимает мою ладонь.

Его близость отзывается внизу живота, как я и предполагала.

От руки исходит тепло и растекается по телу.

Я вдыхаю его запах и на миг позволяю себе прикрыть глаза, уткнувшись лбом в его плечо.

Если откажусь, если уволюсь, если исчезну… мы больше никогда не увидимся? Пожалею ли я, что струсила?

Глава 55

Асти

Гроза настигает абсолютно неожиданно. Мы уже добираемся до отеля, когда небо вдруг освещает вспышка. Причём гроза здесь на северо-западе выглядит иначе. Молния словно разрезает чёрное полотно и ударяет в землю. Линия настолько чёткая и яркая, что мурашки бегут по коже. А затем мощный гром разрывает пространство и с небес обрушивается стена воды.

— Ничего себе… Как красиво… И жутко.

— Ты боишься грозы? — спрашивает Багримов, когда мы выбираемся из машины и сразу забегаем под огромный навес перед зданием отеля.

— Нет. Просто не люблю в грозу быть одна. Маленькая я часто оставалась одна, когда шёл дождь и сверкала молния. А мама бродила, искала пьяного отца. Сейчас гроза навевает неприятные воспоминания, если никого нет рядом.

Хочется остановиться и полюбоваться ливнем, но Марс тянет меня внутрь.