— Молоти, коли их, ребята! — подбадривал выкриками Макрон. — Жестко, быстро!

С другим врагом тренированные копьеносцы, возможно, и совладали бы, но легионеры умело отбивали их удары, одновременно при этом смыкаясь, так что длинные копья теперь были повстанцам не столько помощью, сколько обузой. Некоторые из воинов предусмотрительно их бросали или же метали в сторону римлян, вслед за чем выхватывали свои мечи. Оказывается, вооружены они были фалькатами — короткими, вогнутыми в нижней части клинками с тяжелым заточенным лезвием. Вокруг уже завязался ожесточенный ближний бой, с ударами щита о щит и кровавой возней рубящих и колющих ударов везде, где только между щитами открывалась роковая для одного из дерущихся щель.

Протискиваясь между своими в передний ряд, Макрон обратил внимание на неожиданное преимущество фалькаты в ближней схватке. Выпуклость вперед к острию позволяла наносить ею удар с импульсом топора, при этом она сохраняла режущий клинок меча — и то и другое смертельно для того, кто лишь высунется из-за щита. Вот прямо перед Макроном под хрустким ударом фалькаты оказались расколоты и шлем и череп одного из легионеров — он рухнул мешком, выронив меч и почив под своим щитом. Префект, рванувшись через труп, заполнил брешь в строю и вытянул руку уколоть того, кто сейчас убил легионера. Повстанец, заметив краем глаза отблеск клинка, вскинул щит как раз вовремя и отразил удар, но тут на него опустился тяжелый легионерский щит Макрона, от чего повстанец покачнулся. В драку с обеих сторон рвались задние ряды, сдавливая меж собой тех, кто сейчас обменивался ударами. Сражаться в такой сутолоке было почти невозможно, и Макрон лишь наддавал щитом, рыча от усердия и упираясь перед толчком калигами. Вокруг в тщетной попытке оттолкнуть друг друга натужно пыхтели римляне и пальмирцы. У себя за щитом Макрон слышал натруженное дыхание того, с кем сейчас бился. Наносить в таком положении удары было крайне затруднительно, и схватка сейчас представляла собой просто испытание на число и выносливость.

— Лупите жестче, волчье семя! — надрывно крикнул своим префект. — Наддавайте!

Какое-то время перевеса не было ни на чьей стороне, но затем — поначалу медленно — начали сказываться кованые калиги и совокупный вес римлян, так что Макрон, наддавая, сумел сделать шаг вперед; сначала один, затем второй, затем еще и еще, и вот уже римляне упорно теснили врага вверх по улице, в сторону рынка. Все это происходило под нескончаемым градом всякой всячины с крыш и из смежных проулков, в то время как князь и его лучники делали все от них зависящее для того, чтобы пригвоздить врага к земле.

— Ломим, ломим!

Быстрый взгляд поверх щита дал понять, что неприятель оттеснен уже к рынку. Макрон снова нырнул за щит и приналег. Сопротивление римской колонне шло на спад, а повстанцы из задних рядов начинали постепенно отпадать и рассеиваться по пустым торговым рядам. Беглецам что-то сердито вопил их командир, но вот его голос осекся: в горло крикуну попала стрела. Выронив меч, он пошатнулся, судорожно хватаясь за зубчатое древко, но оно переломилось, и тогда наружу фонтаном хлынула кровь, а командир упал бездыханный. Люди его разбежались по всему рынку, подальше от римлян. Лучники Балта пустили им вслед несколько стрел, после чего снова переключились на тех, кто орудовал на крышах. За беглецами припустил кое-кто из впередиидущих легионеров.

— А ну, назад! — орал им Макрон. — Назад, я сказал! Не то жилы ваши на шнурки пущу!

Довольно скоро солдаты прекратили погоню и с пристыженными улыбками возвратились в свои ряды, где их ехидным улюлюканьем встречали товарищи.

— Ну, хватит, — одернул весельчаков Макрон. — Теперь сомкнуться и налево. Вон туда.

Макрон поднял меч и указал в сторону стрельчатой арки входа на базарную площадь. Колонна быстро выровняла ряды и двинулась проходом меж торговыми рядами — широким, видимо для повозок. Некоторое время Макрон, тяжело переводя дух, стоял сбоку, оглядывая проходящих. Полосу проезда освещали уже тускнеющие звезды и ущербный полумесяц — свет достаточный, чтобы люди различали близлежащие улицы, а также поле ближнего боя. В отдалении за аркой, по направлению к цитадели, край темного неба румянился невидимым отсюда пожаром. У Макрона напрягся живот. В предутренней полутьме издали плыли звуки боя.

— Видимо, отвлекающая вылазка, — послышалось над ухом.

Макрон, вздрогнув, обернулся и увидел у себя за плечом Балта.

— Как ты неслышно, пес тебя возьми, — выдохнул облегченно Макрон. — Хорошо, что ты на нашей стороне.

— Это пока, — поглядел зеркально-черными глазами Балт. — Во всяком случае, пока не усмирим Артакса, а парфяне не оставят мой народ в покое.

— А потом?

— Потом? — Балт тонко улыбнулся. — Потом посмотрим.

— Ну и ладно, — кивнул Макрон. — Пока все как есть. Кстати, насчет…

Его внимание отвлекли внезапные крики где-то впереди; повернувшись, на той стороне площади он разглядел черные тени, как из-под земли выросшие поперек улицы, что вела к цитадели.

— Колонна, стоять! — вскинув к губам руки, прокричал Макрон. — Поднять щиты! К бою! Князь, где твои лучники? Стрели!

Покои, отведенные для гостей правителя, были наспех превращены в лазарет для раненых гарнизона. Войдя в укромный дворик, Катон увидел, что большинство комнат здесь уже занято людьми, лежащими на топчанах или же просто на соломенных подстилках. Из раненых некоторые лежали в забытьи, другие метались в бреду, а некоторые стенали в мучениях. За ними как могли присматривали несколько санитаров и женщин-сиделок. Катон моментально почувствовал, что он здесь лишний и находиться здесь не имеет права. Он нервно глянул на глубокий порез в своей левой ладони. Кровь почти уже не сочилась, запекшись по краям раны неприглядной коростой. И хотя ладонь болезненно пульсировала, Катон стыдился пустяковости этой ссадины в сравнении с ранениями, а то и увечьями тех, кто лежал сейчас в лазарете. Он хмурился от презрения к себе и уже подумывал незаметно скрыться, когда из комнаты неподалеку показалась фигура женщины.

— А ну-ка, — произнес на греческом тихий голос, — позволь взглянуть.

— На что?

Катон неясно видел ее силуэт, подсвеченный горящими в глубине коридора масляными светильниками.

— На твою руку. Позволь мне ее осмотреть. — Женщина шла в его сторону.

— Да ладно, необязательно, — торопливо ответил Катон. — Мне идти надо.

Женщина уже успела подойти и одной рукой нежно взять его под локоть.

— Пойдем туда, под лампу, там ее можно будет как следует разглядеть.

Катон покорно дал себя отвести по опоясывающей дворик колоннаде; там они вышли под свет светильников, и женщина стала видна яснее. Молодая, длинные каштановые волосы стянуты сзади тесьмой. Под простой коричневатой столой[19]в темных помарках пятен угадывалось стройное тело. Когда они остановились в оранжевом озерце света и женщина, пытливо оглядывая руку, склонила голову, Катон разглядел и ее макушку, и тонкие, изысканные очертания скул и носа. Подняв на него прозрачно-серые глаза, она мимолетно улыбнулась: