— Архелай! Архела-ай!

— Он здесь! — послышалось чуть погодя, и к Катону направилась знакомая фигура. — Я вижу, наш друг римлянин по-прежнему с нами?

— А куда я денусь. — Катон невольно улыбнулся шутливому тону грека, после чего указал на навес тарана. — Не мешало бы тебе с ребятами пошевелиться, пока враг не собрался с силами для отпора.

— Это да, сию же минуту.

Архелай обернулся и криком велел своим поджигателям собраться. Как только эта небольшая группа собралась, они все вместе, включая Архелая и Катона, проследовали мимо остатков дерущихся прямиком к дощатому навесу тарана. По приближении стало видно, что деревянная конструкция зиждется на сплошных деревянных колесах. Жесткая обшивка каркаса была уже местами обита бычьими шкурами с набивкой из шкур и тряпья, чтобы смягчать удар любых метательных снарядов, которые будут непременно сыпаться с воротной башни цитадели, когда «черепаха» приступит к делу. Внутри обшивки на канатах висела длинная кованая колодина самого тарана.

Архелай обратился к своей группе со словами:

— Зажечь со всех сторон, со всех углов. Чем больше огней, тем лучше. Надо, чтобы к нашему отходу эта махина полыхала безудержно.

Наемники, освободившись от щитов с копьями, распределились вокруг стенобитного орудия и приступили к сбору любого доступного горючего материала для разведения огня. При каждом из поджигателей было кресало для высекания искр и запас трута.

Пока Катон и Архелай с оружием наготове стояли начеку, кожаные мешки лизнул первый язычок огня, а вскоре их стало уже достаточно много: огоньки и искорки в завитках дыма курились во многих местах каркаса, разбавляя темноту. Какое-то время казалось, что дело идет на лад: еще немного, и вражеская махина воспламенится. Однако запас трута расходовался, а воспламенение все не происходило. Что-то здесь не так.

— Хм, не зажигается. — Катон, сунув меч в ножны, подошел к тарану и потрогал один из кожаных тюков. — И видно, не зажжется. Они все смочены, причем основательно. — Катон обернулся к Архелаю. — О поджоге забудьте. Займитесь лучше канатами.

Тот удрученно кивнул и, перехватив копье в руку со щитом, вынул фалькату и крикнул своим людям приказ:

— Все за мечи! Рубим веревки! Если получится, жечь подчистую!

Воины послушно бросили неудавшуюся затею с поджогом и взялись за толстые грубые канаты, на которых висело бревно тарана. Воздух наполнился глухим туканьем клинков, секущих витую пеньку. Катон наблюдал за процессом молча: лучше помалкивать, чем досаждать понуканиями. Ночь уже истончалась: вот уж и крыши Пальмиры проглянули сквозь густую предутреннюю синь.

Вокруг добивали и рассеивали последних из оставшихся врагов. Лязг клинков на храмовом дворе почти уже не слышался, а вместе с ним утихли и боевые кличи вкупе со сдавленными ругательствами. Вместо звуков схватки тут и там раздавались стоны и жалостные взывания о помощи.

Катон возвратился к разваленному заграждению и напряженно вслушался. В направлении восточных ворот слух отрадно уловил дальние отзвуки боя. Значит, у Макрона и остальных дела идут ничего себе; если Фортуна будет благосклонна, то они успешно прорвутся в город.

Внезапный победный рев и грузный удар заставили Катона обернуться: задняя часть тарана с перерубленными канатами беспомощно утыкалась в землю. Люди Архелая в бодром порыве накинулись на оставшиеся веревки и в самозабвенном неистовстве их секли. А где-то за храмом, в сердцевине города, поплыли хриплые басовитые звуки рогов, требуя от повстанческого войска немедленно проснуться и изловить, изрубить наглецов из стражи правителя, что дерзнули на наглую вылазку и, более того, покусились на осадное орудие повстанцев.

— Пора уходить, — вскинулся Архелай. — Эти псы могут нагрянуть в любую минуту.

Спустя секунду командир, словно прочтя его мысли, крикнул воинам оставить двор и построиться за остатками заграждения. Люди Архелая оставили таран в покое и поспешили обратно к агоре. Катон наспех оглядел причиненный ущерб. Таран висел на одном обрывке каната, измочаленном ударами мечей. В других местах пеньку и дерево лизали огненные языки. На восстановление у повстанцев уйдет как минимум полдня. Немного, но достаточно, чтобы крепко огорчить князя Артакса и приободрить тех, кто укрылся в цитадели.

— Эй, префект!

Обернувшись, Катон увидел, как ему в сером предрассветном сумраке машет Архелай: мол, поторопись. Катон послушно затрусил к греческой тетрархии. Шум схватки у восточных ворот несколько приутих, что давало надежду: Макрону удалось проникнуть в город. Зато со стороны городских кварталов все слышнее становились хриплый рев труб и барабанный бой, все это на фоне многоголосого крика повстанцев. Как только собрали последних раненых, командир дал приказ отходить. Воины, не нарушая строя, оставили агору и четким шагом двинулись к воротам цитадели. Там наготове стояло небольшое подразделение эллинской стражи, на случай любого сюрприза со стороны мятежников. Катон одобрительно кивнул: предусмотрительность, поистине достойная похвалы. Безусловно, командир синтагмы — опытный и заслуженный воин.

Они покрыли уже больше половины расстояния до ворот, когда на дальней стороне агоры появились первые подкрепления повстанцев, а за ними все новые и новые толпы выкатывали из боковых проулков на мощеную площадь. Командир приказал ускорить шаг. Впрочем, до ворот и так можно было успеть прежде, чем мятежников соберется достаточно для преследования синтагмы. К их подходу ворота наверняка уже будут на запоре… Тут сердце Катона упало: он осознал, что ворота окажутся заперты и перед спешащей укрыться за ними римской колонной.

— Архелай. Мы должны остановиться.

— Остановиться? — грек покосился на Катона как на умалишенного. — Ты что, не видишь, как… — он кивнул через плечо.

— Вижу. Но ворота надо держать открытыми для входа римской колонны.

Архелай помолчал, после чего хмуро бросил:

— А ведь ты прав. Идем со мной.

Сквозь ряды он протиснулся к идущему впереди командиру.

— Господин! — окликнул Архелай. — Нам надо остановиться.

— Остановиться? — не оборачиваясь переспросил командир. — Это еще зачем?

Вперед протолкнулся Катон:

— Мы должны удержать дорогу в цитадель для колонны союзников.

Командир, не сбавляя шага, мотнул головой:

— Риск слишком велик. Нам бы самим уцелеть. К воротам пусть пробиваются сами.

— Нет! — воскликнул Катон. — Вы не можете бросить их на произвол судьбы.

— Такова, как видно, воля богов, римлянин.

— Да как вы смеете! Мы шли к вам на помощь через пустыню, подыхали от зноя и жажды… Лучшие люди отдавали за вас жизнь! — Катон силой взял себя в руки. — Постыдились бы.

Командир запальчиво обернулся, сбивая ход синтагмы; воины сейчас вынужденно огибали троих заспоривших офицеров.