Холодный ком ярости медленно рос во мне. Но так как я знал, что Леггит наблюдает за мной, я заставил себя поднять голову и спокойно глянуть ему в глаза.

– Если это на самом деле правда, то мисс Долан – очень счастливая женщина, – рассудил я, демонстрируя всем видом своим радость за нее. Три миллиона для меня более чем достаточно. Делайте все, что хотите, Леггит, но вам не удастся припереть меня к стенке.

– Так она вам помогла? – спросил лейтенант, по-прежнему не отрывая от меня взгляда. – Вы не смогли бы один проделать все. Именно вы вдвоем ловко одурачили Харгиса и Блэкстоуна, заставив их поверить, что они видели вас в кабинете, в то время как вы здесь не находились, а были на дороге и убивали свою жену.

Я чувствовал, как крупные капли пота стекали с моего лица: меня приводило в ужас, насколько близко Леггит подобрался к правде.

– Продолжайте тешить себя своими дурацкими подозрениями. Я не убивал Вестал. Я работал здесь весь вечер, и у меня имеются свидетели, готовые подтвердить это, – повторил я, как молитву, скорее, в утешение себе, чем для лейтенанта.

Полицейский медленно поднялся.

– Я не дам вам открутиться от электрического стула, Винтерс. Я разобью вдребезги ваше алиби, пусть потрачу на это весь остаток жизни. В качестве награды за труд будет то громадное удовлетворение, которое я получу, когда приду сюда с ордером на арест. Не думаю, что мне придется ждать долго. Когда убийца изобретает хитроумные уловки, как это сделали вы, он обычно что-то упускает. Я лично ненавижу хитрых и изворотливых убийц. Не терпят их и присяжные. Пусть отныне и это не будет для вас новостью.

– Можете говорить что вздумается, – заявил я сдавленным от гнева голосом. – Вы ничего не сможете доказать.

– Поживем – увидим. Я буду разматывать ваше алиби до тех пор, пока оно не рассыплется, как карточный домик. В вашем алиби, я уверен, есть прокол. И я его отыщу непременно.

Леггит вышел из кабинета твердой походкой, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Я же, наоборот, на трясущихся ногах подошел к окну и долго смотрел вслед машине полицейского.

Несколько позже я сел в машину и поехал в Иден-Энд, чтобы побыть в одиночестве. Остановившись возле песчаных дюн, я закурил сигарету и в напряженном раздумье откинулся на спинку сиденья. Я был подавлен разговором с Леггитом. Теперь все зависело от неуязвимости моего алиби. Пока оно было достаточно прочным, иначе лейтенант не пошел бы на риск оставлять меня на свободе и сразу же арестовал бы меня.

Сидя под палящими лучами солнца, я вновь и вновь прослеживал всю цепь совершенных мною действий, пытаясь найти в них слабое звено. И чем дольше я размышлял, тем больше убеждался в незыблемости своих позиций.

Опровергнуть мое алиби было невозможно. Даже если Харгис и попытается как-то дискредитировать меня, ни один суд не примет во внимание его показания, в которых не будет никаких аргументов, кроме ненависти ко мне, зародившейся в слуге с первых дней моего появления в доме. Но он не сможет отрицать, что не только слышал, как я диктовал письма, но и видел меня сидящим в кабинете.

Страхи мои постепенно рассеивались.

Да, Леггит блефовал. Следовательно, ставка этого пронырливого копа делается на то, что его уверенность скажется на моих нервах и я не выдержу напряжения. Что ж, надеюсь, его тактика не принесет ему успеха. Покончив с мыслями о Леггите, я начал думать об Еве.

Теперь я не сомневался, что она сознательно обманула меня. Одурачила, заставив поверить, что якобы любит меня. Она тонко и ненавязчиво подталкивала меня к мысли об убийстве Вестал, обещая выйти за меня замуж, если я наследую миллионы. С самого начала зная, что ее ждет богатство, и торопясь им завладеть, Ева решила моими руками убрать с дороги единственное препятствие к нему – Вестал, используя то, что я, ради обладания ею, пойду и на убийство. Рассчитала Ева и то, что я ее не выдам, ибо этим ей не очень сильно и поврежу, а себя все равно не спасу от смертного приговора. Тут она была права. В худшем случае ее ждало пожизненное заключение, а моя участь была ясна сразу.

Мне вдруг страшно захотелось ощутить, как под моими пальцами хрустят позвонки ее тонкой белой шейки.

Через день или два Ева покинет Клифсайд. Если она ускользнет сейчас от меня, я рискую никогда не найти ее снова. Я должен предпринять определенные действия, чтобы не дать ей уехать после того, как мне раскрылась ее двойная игра со мной.

Я прямо-таки обязан знать каждый шаг этой коварной женщины. Я вспомнил о знакомстве с владельцем сыскного бюро, который выполнял для банка конфиденциальную работу. Он вполне может взяться и за мое поручение. Я возвратился в Литл-Иден и зашел в офис Джошуа Моргана. Его пыльная контора располагалась на последнем этаже большого блочного дома недалеко от бульвара Рузвельта.

Лет пятидесяти, маленького роста, с пушистыми усами, с огромным лбом, детектив чем-то походил на гнома.

Похоже, ему было приятно меня видеть.

– У меня имеется работа по вашему профилю, – приступил я сразу к цели своего визита, устраиваясь в предложенное кресло. – Мне нужно проследить за передвижениями одной женщины. Неважно, сколько человек вы направите для выполнения этого дела. Но она должна быть под контролем днем и ночью, ясно? Вы сможете справиться с этим?

– Нет проблем, мистер Винтерс! – Темно-коричневые глазки-буравчики Моргана уставились на меня. – Кто эта леди?

– Ее имя Ева Долан. В настоящий момент она находится в моем доме в Клифсайде, но я предполагаю, что в ближайшие двадцать четыре часа она захочет покинуть его. За исключением прислуги, эта дама – единственная женщина в этом доме. Брюнетка, носит очки, и выглядит достаточно неприметной. Ваши люди должны знать каждый ее шаг.

Кивнув, Морган что-то нацарапал на листке бумаги.

– Вы желаете, чтобы мы немедленно занялись этим?

– Да. Если вы упустите ее, мистер Морган, вы потеряете меня как клиента. За работу я плачу тысячу долларов. О'кей?

– Можете рассчитывать на меня, мистер Винтерс. Вы останетесь довольны работой моих ребят.

– И позаботьтесь о том, чтобы женщина не заметила слежки. Это очень важно.

Уверенный, что теперь Ева никуда от меня и без меня не убежит, я вернулся в Клифсайд.

Харгис встретил меня в холле. Он явно хотел что-то сказать, но не знал, видно, как сохранить при этом всегдашнее свое достоинство. Я же не собирался предоставлять ему шанс удалиться с гордой миной.

– Сейчас я занят, – обронил я на ходу. – Не могу вам уделить достаточно времени. Но вы можете увольняться, и чем раньше, тем лучше.

– Я намереваюсь оставить этот дом сегодня же вечером, – сухо объявил слуга.

Я улыбнулся.

– Прекрасно. Кто еще уходит вместе с вами?

– Все, – коротко ответил он и повернулся, чтобы уйти.