– Поговорить с лейтенантом Сальниковым. Он обещал узнать для меня, кто дежурил в ночь убийства Валентины Толкачевой на дороге. Кто-то же их срисовал.

– Зря прокатаешься. Не было «гайцов» на дороге, я уже узнавал. Кто-то другой их срисовал: Анфису и Валентину. Либо Данила доложил кому-то.

– Или сосед Стешиной, который сдает в аренду проституткам чужой дом. Или еще два десятка человек… – Родионов тяжело вздохнул. – Проверили все машины в поселке – у всех с фарами полный порядок. Либо Анфиса врет, либо лампу поменяли.

– Либо другая фара: не левая, как утверждает наша Анфиса, а правая. Она же наверняка не очень трезвая была, могла и перепутать. – Звягинцев пожевал оладушек и, забыв проглотить, замер с раздутой щекой.

– Что? – насторожился Родионов.

– У Чака правая фара не горит «дальним». Только сейчас вспомнил! – Звягинцев заметно побледнел. – И он постоянно торчит на трассе в своем микроавтобусе. Он знал, что Анфиса со старшим лейтенантом на адресе. Машину его тоже знает – мог сложить два и два. Да и Анфиса… Где ты видел честных проституток, Саша? Все! Едем…

До поселка они почти не разговаривали. Каждый катал в голове свои мысли, но почему-то Родионову всю дорогу казалось – Звягинцев с ним не до конца откровенен. По какой причине приехал к нему так рано, да еще и на электричке – не сказал. Что прячет в правом нагрудном кармане старого плаща – тоже. По какой причине настаивает на повторном допросе врача общей практики Устинова – не стал объяснять.

Все кругом играют в молчанку. Достали просто! Это касалось и Леши Ирхина. Когда Родионов позвонил ему и спросил о результатах, тот принялся важничать.

– Есть кое-какие соображения, – ответил он после непродолжительной паузы.

– И какие?

– Пока боюсь трещать на ветер.

– Да ты, блин, в мою сторону потрещи, капитан! – повысил голос Саша.

– Майор, извини. Пока не буду уверен точно, ничего говорить не стану. А то пущу тебя по ложному следу, и опять назад откат и лишнее недовольство начальства.

Родионов отключился и больше никому звонить не стал, хотя порывался набрать номер Устинова и договориться о встрече. Где-то километров через сорок Звягинцев неожиданно зашуршал пакетом, в который убрал их недоеденный завтрак.

– Будешь? – протянул он оладушек, завернутый в салфетку. – Пожуй, майор, кто знает, когда еще удастся поесть.

Родионов проглотил, почти не жуя. Он был зол и голоден. Или голоден и зол. Никогда не считал себя тупым, а тут вдруг заподозрил. Почему он никак не доберется до убийцы? Ясно же, что это кто-то из местных. Как пить дать, кто-то из них! И не засветился никак, слился, не наследив. Или…

Или наследил и следы свои потом не обнаружил? Так и их эксперты работали на месте преступления. Могли бы…

– А что, если это кто-то из ваших оперов, товарищ подполковник? – нарушил он паузу уже на въезде в поселок. – Следы свои сам же и затоптал, когда выехал на пожар. И в лесополосе, где Толкачеву нашли повешенной… Видели бы вы, как там машины выставили. Как на парковке! Ясно как божий день – старались закатать следы от протекторов.

– И кто там был? Поименно можешь назвать?

– Да я же не знаю весь ваш личный состав, товарищ подполковник. Но народу Усов нагнал много. Работали не покладая рук.

– Усов… – эхом повторил Звягинцев и со вздохом ткнул пальцем в дом, мимо которого они как раз проезжали. – Здесь он проживает. Как видишь, дом так себе, обычный, не особняк с павлинами. Хотя… Можно было, конечно, его заподозрить, да больно туп и жаден, не стал бы он платить Толкачевой столько лет. За что она деньги получала – знала, кто помог моей дочери погибнуть? Знала и молчала? Вот, как хочешь, майор, а кроме Эдьки на ум никто не идет. У него и деньги, и возможности. И Вальке мог платить, и дочери моей помочь погибнуть. Скот…

Он отвернулся к окну и ненадолго замолчал, но вдруг встрепенулся.

– Сюда сверни. Микроавтобус Чака возле его дома стоит. Проведаем-ка сутенера Чашкина.

На стук в железные ворота выглянула молодая женщина.

– Жена его, – едва слышно шепнул Звягинцев. – Светлана…

Родионов с изумлением рассматривал Светлану Чашкину. Она могла походить на кого угодно: на учительницу, монахиню, сестру из какого-нибудь братства, но никак не на жену сутенера – высокая, худая до измождения, с гладко зализанными в тугой пучок волосами, бледным строгим лицом без намека на макияж, длинные черные одежды, слишком многослойные, чтобы угадать, что именно на ней надето.

– Добрый день, – вежливо поздоровалась она, адресуя приветствие в основном Звягинцеву. – Чем могу помочь?

– Здравствуй, Света, – ответил подполковник. – Муж твой нужен. Позови.

– Так нет его. – Она вздохнула и покосилась на микроавтобус. – Вторые сутки отсутствует, кобель! Машину пригнал вчера в пять утра, запер и даже домой не зашел. Сообщение написал, что уехать ему надо по делам. Только знаю я эти дела! В пятидесяти километрах отсюда новый бордель открылся. Слышала, там одна шлюха ему больно понравилась, он к ней уже не раз ездил.

– А на чем он к ней поехал, если машина здесь? – спросил Родионов, обходя микроавтобус по второму кругу.

– Я не знаю. – Она равнодушно пожала плечами. – Может, такси взял, а может, его отвез кто.

– А обычно он как уезжал?

– Обычно? – Ее гладкий, высокий лоб пошел морщинами. – Обычно на своей машине.

– А в этот раз нет. Почему это? – будто сам с собой разговаривая, спросил Родионов. – И во двор не загнал.

– Во двор я эту машину загонять не разрешаю. Это же вертеп, – брезгливо морщась, пояснила жена сутенера. – Вообще не понимаю, как вы, Илья Сергеевич, его до сих пор не арестовали?

– Так не был взят с поличным, – коротко пояснил Звягинцев. – Он звонил, Света?

– Нет.

– И не писал больше?

– Нет. – Ее передернуло. – Наверное, слишком хорошо ему там. Зачем звонить?

– А ключи запасные от машины есть? – Родионов попытался заглянуть в салон, но стекла были тонированы наглухо.

– Есть.

– Можно? – это уже подполковник попросил.

– А вам зачем?

– Кое-что нужно проверить. – Родионов сладко улыбнулся строгой женщине. – Разумеется, ни о каком обыске речь не идет. Просто заглянем внутрь в вашем присутствии.

Она кивнула и ушла в дом, шурша черными подолами.

– Хорошая девчонка была, – с сожалением прищелкнул языком Звягинцев, глядя ей вслед. – А сейчас связалась с сектантами какими-то, сыроедением занялась. Высохла вся, как трость.

– С таким мужем подметки жевать начнешь, – фыркнул Родионов.

Он снова вспомнил о своей жене, упрекающей его в зале суда во всех смертных грехах. Правда, основным она называла его работу, а потом уже придуманных шлюх и алкоголь. Ей бы такого Чака рядом, как бы запела, интересно? Вспоминала бы о своем Сашеньке с сожалением или нет?