Энн направилась к двери.

– Не обещаю. А ты, Майк, садись к столу. Ну, хорошо. Скажи, ты можешь поднять эту пепельницу? Покажи, как ты это делаешь.

– Хорошо, Джубал.

Смит протянул руку и взял пепельницу.

– Да нет же, нет!

– Я сделал неправильно?

– Нет, это я ошибся. Поставь ее на место. Я хотел знать, можешь ли ты поднять пепельницу не дотрагиваясь.

– Да, Джубал.

– Ну так что же? Ты устал?

– Нет, Джубал.

– Да в чем же тогда дело? У нее что, должна быть эта самая «неправильность»?

– Нет, Джубал.

– Джубал, – вмешалась Джилл, – ты не сказал ему поднять пепельницу – ты только спросил, может ли он.

– А, я все время забываю, – вздохнул Харшоу с чем-то, похожим на смущение. – Майк, подними, пожалуйста, эту пепельницу, не дотрагиваясь до нее руками, на фут над поверхностью стола.

– Да, Джубал.

Пепельница подпрыгнула и замерла в воздухе.

– Джубал, – озабоченно сказал Смит, – измерь, пожалуйста. Если я сделал неправильно, я ее передвину.

– Нет, все прекрасно! Подержи ее так, пожалуйста. А когда устанешь – скажи.

– Я скажу.

– А можешь ты поднять что-нибудь еще? Ну, скажем, этот карандаш. Если можешь – подними.

– Да. Джубал.

Карандаш завис рядом с пепельницей.

По просьбе Джубала Майк поднял со стола еще несколько предметов. Затем вернулась Энн, села и стала смотреть, не говоря ни слова. Вошел Дюк, заметил парящую выставку канцелярских принадлежностей, понаблюдал за ней пару секунд и начал молча расставлять принесенную стремянку.

– А еще? – не переставал Джубал. – А еще?

После очередного «еще» Майк ощутимо замялся.

– Я не знаю, Джубал, – сказал он и на секунду смолк, мучительно подыскивая нужное слово. – Я… я в этом деле еще слабоумный.

– Только не надо переутомляться.

– Я могу подумать еще одну вещь. Я надеюсь.

Тяжелое пресс-папье шевельнулось, приподнялось, и тут же все парившие в воздухе предметы – их было уже около десятка – посыпались на стол. Казалось, что Майк сейчас расплачется.

– Джубал, извини. В наивысшей степени извини.

– Ты должен не извиняться, а гордиться, – ободряюще похлопал его по плечу Джубал. – То, что ты сейчас сделал… – (Какое же тут подобрать сравнение, чтобы он понял?) – Это несравненно сложнее, чем завязывание ботиночных шнурков, чудеснее, чем идеально выполненный прыжок в полтора оборота. Все было сделано «сильно, ярко и прекрасно». Грокаешь?

– Я не должен чувствовать стыда? – удивился Майк.

– Ты не должен чувствовать стыда. Ты должен чувствовать гордость.

– Хорошо, Джубал, – согласно кивнул Майк, – я буду чувствовать гордость.

– А ты знаешь, Майк, что вот так, не дотрагиваясь, я не смогу поднять даже одну пепельницу.

– Не можешь? – поразился Смит.

– Не могу. Ты научишь меня?

– Да, Джубал. Нужно просто… – В который уже раз за эту беседу он смущенно умолк. – У меня опять нет слов. Извини. Я буду читать и читать и читать, и найду эти слова. Тогда я тебя научу, мой брат.

– Только не принимай близко к сердцу.

– Прошу прощения?

– Ты, Майк, не очень расстраивайся, если даже не сумеешь найти нужных слов. Вполне возможно, что в английском языке их вообще нет.

Неожиданный вариант заставил Смита надолго задуматься.

– Тогда я научу тебя языку своего гнезда.

– Я бы рад попробовать, но, боюсь, ты опоздал лет на пятьдесят.

– Я поступил неправильно?

– Ни в коем разе. Я тобой горжусь. Попробуй сперва научить своему языку Джилл.

– Еще чего, – всполошилась Джилл. – У меня от него в горле першит.

– Полощи шалфеем. И вообще, – взглянул на нее Джубал, – не нужно жалких уверток. И кстати, вот и повод взять тебя на работу, потому как в Бетесду тебе вряд ли позволят вернуться. С данного момента вы, сестра, являетесь лаборантом-исследователем марсианской лингвистики… что не исключает исполнения прочих необходимых обязанностей. Ну, девушки тебе объяснят. Энн, впиши ее в ведомость – и не забудь отразить этот факт в налоговой декларации.

– Джилл уже работала по кухне, может, оформим ее задним числом?

– Разбирайся с этой ерундой сама, – отмахнулся Джубал.

– Джубал! – запротестовала Джилл. – Я же не смогу выучить марсианский!

– Попробовать-то можешь? Вон, Колумб попробовал – и получилось же.

– Но…

– Кто-то там говорил о «благодарности». Берешь ты эту работу?

Джилл закусила губу.

– Беру. Хорошо… начальник.

– Джилл, – робко тронул ее руку Смит. – Я буду тебя учить.

– Спасибо, Майк. – Она посмотрела на Харшоу. – А вот возьму и выучу, тебе назло.

– Такой мотив я вполне грокаю, – ухмыльнулся Джубал. – Ведь и вправду выучишь. Майк, – обернулся он к Смиту, – а что ты еще умеешь такого, чего мы не умеем? Ну, кроме того, как посылать «неправильные» вещи в никуда и поднимать предметы, не касаясь их руками?

Тот был явно поставлен в тупик.

– Н-не знаю.

– А откуда ему знать, – бросилась на защиту Майка Джилл, – когда он не знает, что мы умеем, а что нет?

– М-м-м… пожалуй. Энн, ты запиши там новое название должности: «Лаборант-исследователь марсианской лингвистики, культуры и техники». Джилл, изучая язык, ты неизбежно будешь натыкаться на совершенно новые для нас вещи, в таких случаях сообщай мне без промедления. По форме и структуре языка можно многое понять о культуре общества, которое им пользуется. А ты, Майк, как только заметишь что-нибудь еще, что ты умеешь, а мы нет, – тоже мне говори.

– Я скажу, Джубал. А что это будет такое?

– Откуда мне знать? Ну, вот, вроде того, что ты только что делал… или вроде как оставаться под водой дольше, чем мы. Хм-м… Дюк!

– Начальник, у меня руки заняты пленкой.

– Но язык-то у тебя свободен? Я заметил, что вода в бассейне мутная.

– Я насыплю сегодня осадителя, а утром вычищу дно.

– А как там показатели загрязнения?

– Все в порядке, эту воду вполне можно пить, чуть мутноватая только, но это не страшно.

– Тогда ничего с ней и не делай. Проверяй ежедневно, а почистишь, когда я скажу.

– Кой черт, начальник, неприятно же в таких помоях купаться. Я б его раньше почистил, да не успел за всей этой суматохой.