— Андрей! — собрав все силы, крикнула она.

Человек обернулся, прищурился и протянул к ней руку.

— Белова, к тебе! — объявила дюжая мужеподобная санитарка, заглянув в палату. Лика провела рукой по лицу, пытаясь стряхнуть тяжелый, мутный сон, подтянувшись на локтях, приподнялась на кровати, прислонилась к металлической спинке. Потом ощупала марлевую повязку на голове. Ну и вид у нее, должно быть, прямо-таки только что прооперированный Шариков. Правильно, ее же лишь вчера перевели в общую палату, как еще она должна выглядеть? Сашка забегал утром, обещал, что приведет делегацию сочувствующих из Останкино, но ближе к концу недели. Сегодня она никого не ждала. Вот если только… Если только это Андрей материализовался из ее сна, ощутил каким-то особым чутьем, что ей плохо, и примчался спасать.

Дверь палаты приотворилась, сердце подскочило и стукнулось о ребра, и в помещение вдруг вошел Пирс Джонсон, смешной в нелепо сидящем на его широкоплечей фигуре белом халате.

— Пирс! Какой сюрприз! — Лика попыталась скрыть разочарование.

Впрочем, американец, кажется, даже и не подумал, что она ждала кого-то другого. Он поискал глазами, куда присесть, пододвинул к Ликиной кровати покосившийся деревянный стул и устроился на нем. Соседки по палате, еще секунду назад шумно обсуждавшие очередную серию латиноамериканского мыла, притихли и восхищенно воззрились на появившееся в комнате голубоглазое, душистое чудо. Подумать только, живой американец, глянцевый, словно сошедший с рекламы «Мальборо». И к кому бы вы думали? К этой тощей, себе на уме коротышке с пробитой башкой.

— Здравствуйте, Элеонора, как ваше самочувствие сегодня? Все еще недомогаете? — участливо осведомился Джонсон.

— Ничего, уже лучше, спасибо, — улыбнулась Лика и добавила тихо, кивнув на затаивших дыхание соседок: — Давайте перейдем на английский.

— Охотно! — отозвался Пирс.

Он внимательно всмотрелся в ее бескровное лицо светло-голубыми, будто выгоревшими, глазами и спросил по-английски:

— Значит, ваше журналистское расследование закончилось крахом?

Лика нахмурилась. Казалось бы, Москва — огромнейший город, а слухи распространяются с такой быстротой, словно это деревня в три двора. Стоит ли удивляться, что итогом ее двухмесячной работы стало нападение в темном подъезде, если каждая собака в городе знала, что она что-то расследует. А теперь, конечно, вся эта лицемерная братия уже, потирая ручки, ожидает трагической кончины жертвы криминальных разборок. И, сочувственно качая головами, притворно вздыхает: «Ай-ай-ай, смелая была девушка. Ведь говорили ей, не ввязывайся, а вот не послушалась. А впрочем, что ей, все равно одна-одинешенька». Так нет же, не бывать этому! Думаете, я сдалась, опустила пробитую голову? Как бы не так! Карнавала не будет, я с юности разлюбила всякие театральные действа.

— Смотря что считать крахом, — хмуро буркнула она.

— Думаете, вам удастся призвать негодяя к ответственности? — Пирс вскинул брови.

— Теперь, может быть, и удастся. Со мной у него неувязка вышла, я живучая. И молчать, конечно, не стану.

Джонсон неуверенно покачал головой, заметил, грустно усмехнувшись:

— Вы, мисс Элеонора, удивительно отважная и ммм… наивная леди. Никогда не сдаетесь. А я, признаться, не очень верю в то, что преступника покарают. А потому считаю, что оставаться в Москве после случившегося вам просто опасно.

— Опасно? — вытаращила глаза Лика. — Да вы в своем уме? Москва — мой родной город, что здесь для меня может быть опасного?

Пирс подался вперед и накрыл ее руку своей ладонью. Лика невольно отметила, что ногти на его пальцах очень ровные и блестящие, будто отполированные. Да, в плане маникюра холеный американец может дать ей сто очков вперед.

— Этот каторжник… как его… Ефременко, конечно, не отступится от своего плана, если поймет, что вы продолжаете расследование. Один раз вам повезло, и убийца не успел применить оружие, но во второй раз он может оказаться проворнее.

Лика неожиданно вспомнила острый запах опасности, стоявший в темном промозглом подъезде, обтянутые перчатками стальные пальцы, мертвой хваткой сжимающие ей горло — и в груди снова поднялся мутный липкий ужас.

— Что же вы мне предлагаете? — невольно передернув плечами, спросила она. — Бежать в Нижний Тагил?

— Уехать со мной в Штаты, — просто ответил Джонсон.

От неожиданности Лика даже рассмеялась, затем захлебнулась смехом, закашлялась. Он что, делает ей предложение руки и сердца? Довольно необычный антураж он для этого выбрал — больничная палата и четверка навостривших уши любительниц телевизионных сериалов.

— Это в каком же качестве? — подавив смех, серьезно осведомилась она.

Ей-богу, если он сейчас скажет «в качестве моей законной супруги», она не выдержит.

— В качестве журналиста, конечно, — как само собой разумеющееся пожал плечами Пирс. — Вы можете продолжать работать на первом телеканале как специальный корреспондент в Нью-Йорке. Я же, в свою очередь, буду рад привлечь вас к работе в «Нью-Йорк таймс». Я ведь говорил вам, что интересовался вашими сюжетами, и мне показалось, что мы могли бы неплохо сработаться. Так что не думайте, что я занимаюсь благотворительностью, это не в моих правилах. Я делаю вам взаимовыгодное предложение.

Пирс растянул губы в открытой, нарочито бесхитростной улыбке. Лика наморщила лоб, потерла пальцем переносицу. Такого поворота она и правда не ожидала. Что ж, это предложение интересно ей куда больше, чем перспектива стать миссис Джонсон. Правда, она не собиралась никуда уезжать из Москвы только потому, что ее до смерти напугал какой-то замшелый уголовник. Да кто он такой, в конце концов, чтобы заставить ее бежать?

— Спасибо, Пирс, это очень интересное предложение, — отреагировала она наконец, — но я постараюсь все-таки довести это дело до конца.

Джонсон развел руками.

— Мне кажется, вы совершаете ошибку, мисс Элеонора, — тихо заметил он.

— Пожалуйста, зовите меня Лика, — отозвалась она. — Я имя Элеонора терпеть не могу.

— Лика, — с трудом повторил он. — У вас, русских, очень странная манера сокращать имена… Лика… Вы все-таки подумайте, я пробуду в Москве еще месяц.

Он поднялся со стула, взялся за оставленный на полу плоский черный портфель.

— О, чуть не забыл. Я принес кое-что, чтобы вы не скучали.

Он поставил портфель на колено, расстегнул молнию и извлек на свет блестящий черный ноутбук. Лика чуть не вскрикнула от радости. Такой роскоши она позволить себе не могла, видела только у кого-то из телевизионного начальства. А здесь, в больнице, это ведь просто спасение — можно будет не лежать целый день тюленем, выслушивая пустой треп пациенток, а заняться делом, кое-что набросать, доделать старые статьи. И как он только догадался, этот Пирс Джонсон! Нет, определенно, с этим человеком приятно было иметь дело.