Но самое странное заключалось в том, что искать ответы на вопросы: как? откуда? зачем? – не хотелось. Торговец барахлом был здесь и сейчас, и это следовало принять как данность, по крайней мере, для того, чтобы сохранить относительную ясность рассудка…

Хорин замедлил шаг, огляделся. Старьевщик не спешил навстречу, но разминуться с ним не получалось. Подъезд был крайний, и слева, прилегая к нему чуть ли не вплотную, зияла широкая, длинная и грязная траншея, аварийно выкопанная то ли газовщиками, то ли водопроводчиками вчера вечером. Перпендикулярно ей возвышался бетонный забор платной автостоянки, выйти со двора можно было лишь направо, минуя одноглазого с тележкой.

«Пройду мимо, и всё… – подумал Хорин. – Будет буйствовать – убегу. В крайнем случае – приложу разок, без последствий…»

Он поравнялся с фигурой в плаще, стараясь смотреть перед собой. Шаг, ещё один…

– Не уходил бы ты… Не ровен час – беда грянет. Пирожком подавишься или машина собьёт. Купи что предлагаю. Тебе же лучше будет.

В тоне старьевщика сплелись предостережение и сочувствие. Виталий замер на месте. Медленно повернулся.

– Что ты сказал?

– Здесь город большой, – продолжил старьевщик, будто не услышав вопроса. – Не угадаешь, что стрястись может… Если купишь, то от любой напасти убережёшься.

– Ты меня ни с кем не перепутал?

– Всё может быть… Таких, как ты, – хватает. Но глянь сперва, что предложить хочу…

Одноглазый вынул руку из кармана, разжал кулак. В этот раз на ладони лежала красивая позолоченная заколка-снежинка.

Хорин видел её одиннадцать лет назад. В шелковисто-каштановой копне волос десятой жертвы – Людочки из первопрестольной. Фигурка балерины, томный взгляд зелёных глаз и ломовой ценник на пребывание в её обществе. Виталий убивал москвичку без малого пять часов, переломав большинство костей и выложив на спине знак доллара полусотней рублёвых монет. Предварительно раскалённых на сковороде.

Хорин молча перевёл взгляд на старьевщика. Тот достал из левого кармана брелок-единорога, присовокупил к заколке:

– Продаётся вместе. Цена – мизинец и лоскут кожи…

– Не круто заламываешь? – спросил Хорин. И расхохотался неожиданно для самого себя – громко, от души. – Мизинец, кусочек кожи… Ну бредятина!

Отделаться от сумасшедшего можно было только одним способом – согласиться на эту плату. И посмотреть, как он поведёт себя, когда покупатель скажет «да». Сейчас Виталий был почти уверен, что его жутковатые запросы останутся обычными словами, без продолжения…

– Уломал, беру. – Хорин опустил пакет с мусором на асфальт, поставил сумку рядом. Снял левую перчатку, сунул её в карман. – Отрезай, отгрызай или что ты там делать будешь…

Правая рука висела плетью, готовая в любой миг метнуться снизу вверх и раздробить щетинистую скулу старьевщика свинцовым кулаком.

– Хорошо… – кивнул торговец. – Это недолго.

Он спокойно приблизился к Хорину:

– Держи товар.

Сжатый кулак завис над ладонью Виталия. Разжался…

Кожа ощутила прикосновение металла. А в следующую секунду мир исчез в прожорливой глотке боли, занявшей место мизинца и быстро разросшейся до размеров ладони. Самое страшное заключалось в том, что Хорин не был уверен, дотронулся ли старьевщик до его руки или сейчас его заставляет страдать что-то другое…

Виталия сломало в коленях, он упал, даже не помышляя о сопротивлении. Желая только одного – конца страдания. Горло саднило от крика, хлещущего без пауз, на самой высокой ноте. Казалось, ещё чуть-чуть – и на асфальт начнут падать ошмётки разорвавшихся лёгких…

– Всё. Я закончил.

Голос старьевщика был сухим, равнодушным. Боль стала пульсирующей – больше, меньше. Больше, меньше, меньше… Очертания мира понемногу обретали чёткость и цвета.

«Сука, убью». Хорин поискал торговца взглядом, успев заметить, как чёрный плащ скрывается за дальним углом дома. Страха не было, хотелось сбить одноглазого на землю, топтать, рвать голыми руками. Хорин очень плохо переносил боль, а такой, как сейчас, он не испытывал ещё никогда. И не собирался оставлять это безнаказанным.

Виталий попробовал встать. Получилось с четвёртой попытки, ноги отказывались слушаться – мышцы словно одрябли. О погоне за старьевщиком стоило забыть, Хорин стоял, пошатываясь, как пьяный, какая уж тут беготня…

Он посмотрел на кисть. Мизинец отсутствовал, отрезанный (откушенный, оторванный… как это вообще было?!) начисто. Невероятно, но рана кровоточила совсем не сильно. Особой приметой «наградил», тварь одноглазая…

Затихающая боль почему-то лизала и запястье, Хорин расстегнул рукав, задрал его повыше. В первый миг показалось, что на руку надели браслет – тёмно-красный, шириной с ребро спичечного коробка. Старьевщик всё-таки взял плату целиком. Убить ублюдка, без рассуждений…

– Нажрутся как безумные, а опосля голосят как ошалелые… Ишь, нализался, скотина! Стоит, на ногах не держится! Тьфу, стыдобища!

Желчное брюзжанье привело Хорина в чувство. В форточке первого этажа маячила одутловатая старушечья физиономия. Взгляд за стёклами сильных очков был вдохновенным и воинственным, у старухи явно свербило закатить скандал как минимум на четверть часа. В других окнах тоже замаячили встревоженные лица, крик Виталия выдернул их из домашнего уюта – пусть не помочь, так хотя бы разбавить набивший оскомину быт зрелищем поострее…

– Што зыркаешь, пьянчуга паршивая? Я кудыть надо ужо позвонила, счас приедуть. Им и погорланишь, и ещё что-нибудь. Они тебя живо угомонять, алкашню пропитую…

«Да пошла ты», – зло подумал Хорин, даже не думая ввязываться в перепалку. Надо было уходить как можно скорее, ещё не хватало с пэпээсниками объясняться…

Он повесил сумку на плечо, подобрал пакет с мусором. И медленно, через силу, пошёл вдоль дома, не обращая внимания на несущуюся вслед ругань.

29 июля 2015 года

Тридцать пятой жертве повезло больше всех. Хорин просто сломал ей шею через минуту после оргазма. У Верочки, смазливой вологодской искательницы маленьких радостей жизни, было зашкаливающее самомнение и привычка отпускать глупые шуточки по поводу и без. Виталия это раздражало с самого начала знакомства, а сказанное сразу после секса: «Он у тебя вообще – стоял? Мне показалось, что нет… Шучу, глупый! Всё было класс!» – заставило его завершить всё гораздо быстрее.

Мысли о ночёвке в одной в квартире с трупом у Хорина даже не возникло. Неважно, будет шутница лежать с ним бок о бок, в ванной или по частям в холодильнике. Он оделся и начал уничтожать свои отпечатки.

Из подъезда Хорин вышел через час, когда окончательно стемнело. Горящие через один фонари роняли на асфальт неяркие желтоватые пятна. Старьевщик закатил тележку в одно из них и размеренно вышагивал вокруг, на границе темноты и света, не обращая на Виталия никакого внимания.