– Нашла, что искала?

– Э-э… нет. Не совсем, – со вздохом отвечаю я, избегая любых упоминаний о звонке Люси. Я все еще слишком взвинчена после него и никак не могу собраться с мыслями, несмотря на долгую дорогу домой. Мне нужно как следует переварить эту новость – попытаться понять, насколько она существенна. Зачем Тому одалживать машину, если у него и так есть машина в идеальном рабочем состоянии?

Причина может быть только плохой.

– М-да, жалко… Хотя, может, это и к лучшему, Бет, – говорит Джулия с серьезным лицом. – Кто его знает, что ты там можешь раскопать… Иногда, как говорится, меньше знаешь – крепче спишь.

По спине у меня пробегает противный холодок.

– Выходит, ты тоже думаешь, что он и вправду совершил ту ужасную вещь, в которой его обвиняют, – говорю я. Произношу это без всякой вопросительной интонации, поскольку ясно, что она считает Тома виновным, иначе не сказала бы того, что сказала.

Лицо у нее бледнеет.

– Прости… Послушай, я понятия не имею, способен ли он… кому-то что-нибудь сделать. Все, что я хочу сказать, это что можем ли мы вообще знать кого-то по-настоящему? В смысле, знать про людей абсолютно все? Знать, что творится в самых темных уголках их сознания? У тебя явно возник вопрос, не так ли это на самом деле, – иначе, думаю, ты не сорвалась бы сегодня в Лондон. Я не пытаюсь судить, Бет. Не в том я положении, чтобы кого-то судить. Предоставь это полиции – вот и все, что я хочу сказать. Пусть они выполняют свою работу. Жители Лоуэр-Тью все равно на твоей стороне, несмотря ни на что.

Слезы щиплют мне глаза. Я очень благодарна Джулии за оказанную поддержку, и мне приятно слышать, как она говорит, что останется на моей стороне, чем бы все ни кончилось. Но меня все равно тревожит то, что она считает Тома виновным. И столь же тревожит, что хоть Джулия и говорит мне правильные вещи – мне в лицо, – но вполне может говорить нечто совершенно другое людям у меня за спиной. Тот факт, что мамаши в детском саду шептались о том, что я не могла не знать – что я просто обязана была знать о том, что натворил Том, – тяжко засел во мне, словно какой-то злой дух, притаившийся в засаде.

– Спасибо, Джулия. Я и вправду не знаю, как благодарить тебя за то, что ты сегодня сделала. – Решаю не развивать эту тему, и далее рассыпаясь в благодарностях.

– А для чего еще нужны подруги?

Поппи подбегает ко мне и обхватывает за ноги.

– Я думала, ты уже не придешь, – бубнит она, уткнувшись личиком мне в джинсы.

– Ну как можно, Поппи? Сегодня просто пришлось поработать подольше, только и всего. Прости. – Поднимаю ее, крепко прижимаю к себе и щекочу носом ей шею.

– Мы опять полезем через стену? – Глазенки у нее загораются. Я рада, что утром она восприняла это как своего рода приключение, но все же надеюсь, что нам не придется повторять нечто подобное ежедневно.

– Я немного устала, чтобы лазать через стены. Пожалуй, сейчас можно просто войти через дверь, – отвечаю я, после чего перевожу взгляд на Джулию, выразительно подняв брови и одними губами вопрошая: «Так можно?» Она кивает. Слава богу… Однако все равно подозреваю, что журналисты еще вернутся ко мне на порог. Уверена, что так просто они не сдадутся.

Добравшись до дороги, ведущей к дому, мы медленно направляемся к нашему коттеджу. Опасливо, в моем случае. Немного расслабляюсь, только когда замечаю, что на улице нет ни чужих машин, ни посторонних людей. Дом погружен во тьму. Сразу же отвожу Поппи наверх, в постель. Это был долгий день для нее. А для меня и подавно.

Обдумываю свой следующий шаг, прислушиваясь к тихому гудению микроволновки, – еще один ужин для одного.

Том позаимствовал машину из гаража Оскара. Зачем? Как ни неприятно это признавать, но думаю, что Джулия права. Можно ли вообще знать о человеке абсолютно все? Ответ известен: конечно же, нет. Я многое знаю о Томе; он многое знает обо мне. Но явно не знает обо мне все до последней мелочи, так что можно с уверенностью предположить, что и я не знаю о нем все до последней мелочи.

Как только покончу с едой, сразу позвоню Максвеллу.

Завтра я хочу навестить Тома.

Глава 53

Бет

Сейчас

Зал для свиданий каким-то непостижимым образом умудряется пахнуть чистотой и чем-то грязным одновременно. Я приехала сюда так быстро, как только смогла – тронулась в путь, едва только сдала Поппи в садик. Но все равно мне повезло, что меня пропустили, поскольку выяснилось, что я опоздала, и на будущее следует держать в голове, что между половиной девятого и четвертью десятого утра уже следует находиться здесь, чтобы успеть зарегистрироваться.

Опасливо сажусь на привинченный к полу стул, на котором мне велено дожидаться Тома. Украдкой оглядываю зал, заполненный осужденными преступниками и теми, кто, как Том, лишь ожидает своей участи. Я просто не смогу регулярно таскаться сюда даже в ближайшие несколько недель, не говоря уже о годах. Здесь попадаются дети и даже есть игровая площадка, но я правильно решила не тащить с собой Поппи. Нечего ей делать среди детей убийц и прочего такого сброда.

Пульс в моих запястьях так и колотит о столешницу, когда опираюсь на нее, пытаясь выровнять дыхание. Никогда еще так не нервничала, ожидая встречи со своим собственным мужем. Как он будет выглядеть?

Максвелл сказал мне, что Том совсем не спит и не может есть – желудок у него, наверное, весь изъеден от беспокойства. Прошло уже девять дней с тех пор, как я в последний раз видела его или разговаривала с ним. Что он должен думать обо мне, если я даже не могу ответить на его звонок? Сжимаю руки, смотрю прямо перед собой – не хочу случайно встретиться с кем-нибудь взглядом. Можно было, конечно, взять что-нибудь в чайном баре – тогда, по крайней мере, у меня было бы чем занять руки, – но беспокойство не дает мне отойти от стола.

Наконец мое внимание привлекает какое-то движение на дальней стороне зала. Натужно сглатываю. Я почти не узнаю его, когда медленными, скованными движениями Том идет к моему столу. А когда садится напротив меня, вижу, что кожа у него совершенно серая, а лицо осунулось. Глаза его кажутся абсолютно пустыми.