У любой границы в любой век есть эти рыцари беспошлинного товара. Как только становится граница, так сразу, будто грязь, появляются контрабандисты.

– Ты уж будь поубедительней, – вкрадчиво сказал Дмитрий, – я никакой угрозы не несу. Только большую прибыль. За это можно и рискнуть.

Эйно хмыкнул.

Связь с контрабандистами становилась практически важнейшей для снабжения людей. Вот и говори теперь, что ты законник. Давай, иди только по закону. А у людей начнется полуголодная жизнь и все ее прелести. Официально продовольствия не купить, а свое в большом количестве не скоро появится. Контрабандисты они или нет, пусть продают зерно, он купит.

С этими мыслями он уплыл обратно в город. К старосте надо отправить Никиту, – понял он, – поскольку нужен не только посыльный, но и переговорщик. Посыльный так расскажет, что потом хоть святых выноси. А Никита, не дурак и не Белоснежка, от контрабандистов не покраснеет, и не расплачется, когда поймет во что его втянул друг.

– А подальше не пытались рыбачить? – поинтересовался Дмитрий и, как оказалось, наступил на больную мозоль.

В деревню он прибыл веселым и решительным. Рыбаков надо вытаскивать из этой дыры, куда их уронила жизнь. Для начала лодки и сети. Найти где, достанет. Не контрабандисты, так другие возможности найдутся. Мир не без добрых людей, особенно, когда покажешь деньги.

– Вы теперь мои крепостные, – сообщил Эйно Дмитрий. Тот не выразил больших эмоций. Рыбаки уже сотни лет находились в крепостной зависимости. А когда шведы ушли, они довольно-таки быстро поняли «прелести» свободного житья. В этом мире слабого всегда старался пожрать сильный и крепостное право было не всегда в тягость. Лишь бы парень был не сумасброд и не скупердяй. Дмитрий уже показал себя с надежной стороны, и староста был готов поручиться за рыбаков.

С такими темпами и своих людей рыбой не накормишь, и прибыли не получишь и опять же налоги не заплатишь. А Петр постоянно увеличивает. Нефти-то еще нет, вот и приходилось государство прижимать своих поданных на деньги.

Он прошелся среди прилавков. Товаров земледелия было еще мало. В основном зелень – укроп, петрушка, зеленый лук. Зато молочное продавали и его приказчики, и жены мастеровых. Деньги-то мимо проходят, небольшие, однако копейка рубль бережет. Запретить торговать мимо него? Не поможет, да и Петр будет недоволен. А выбор был неплохой – молоко и простокваша, творог, несколько видов сыра, масло.

Дмитрий спросил о продаже рыболовецких судов. Оказалось, достанут. Сторговались на четырех рыбацких шаландах по пятнадцати рублей с полтиной и двух баркасах по девяти рублей с двумя гривенниками.

Глаза Эйно непривычно забегали. За связи с ними могли и повесить, если докажут, что ты пользовался их товаров в ущерб государства. И барин не поможет. Он немного вкрадчиво заговорил:

Ага, значит, рандеву состоится. Намерение вернуться с приказчиками растаяло без следа. Что ему мотаться туда обратно? С домом завтра разберется. Здесь посидит, на рыбалку съездит. На Балтике-то он еще не разу не рыбачил, хотя три века живет.

Дмитрий по извечной рыбацкой привычке поплевал на приманку, забросил удочку. Всего на троих у их было десять удочек, где лесу заменяла плетенная из льняных ниток жила, а железные крючья делали сами из подсобных материалов, случайно достающихся рыбакам. Дмитрий взял себе две, хотя и мог потребовать любое количество. Но зачем, он не нуждается в рыбе на еду или на продажу.

– Ладно, – вздохнул Эйно, – пусть завтра ко мне придет твой человек с этим, – он протянул обрубок костяного жезла, – я скажу, как у нас идут дела.

– Я поговорю с ними, – наконец, сказал он, – но решать будут они. И, скорее всего, откажут. Тут легко попасться. И никто не радуется. Русские вешают, шведы отрубают головы, поляки садят на кол.

– Я знаю, – ответил Дмитрий, – будешь мне помогать, будешь получать еще.

– Государственные повинности могут изменяться, могут появиться и новые. Но то дело государево, не мое. А мои повинности – вот оно и больше ничего!

Пошел, посмотрел, как развиваются экономические связи с рыбаками. Без опимизма. Приказчики споро намеряли четвертую долю. Дмитрий скептически посмотрел на небольшую кучку рыбы. И этим он должен кормить почти весь Петербург, да еще армии отстегивать?

– И больше ничего? – с подозрением спросил он, – с каждой семьи не потребуешь рубаху на рождество? Не заставишь ублажать барина в первую брачную ночь невесту?

Дмитрий слазил в кошель, сгреб горсть денег – старых серебряных проволочных копеек и новых медных и серебряных монет достоинством в копейку, алтын и пятак. Подвинул это сокровище к старосте.

Дмитрий озабочено подумал, что и суда, и сети надо покупать самому и отдать рыбакам бесплатно или хотя бы в виде льготных кредитов, скажем в виде энной доли пойманной рыбы. Умеренной, чтобы они не голодали.

Осторожно предложил три копейки. Переговоры не прервали разговор, чего опасался Дмитрий, но снизили свою цену до шести копеек. В конце концов, сошлись на четырех копейках с полушкой за пуд.

Рыбаки знали по-русски немного, его поняли не сразу, но когда до них дошло о чем вопрос, сразу в два голоса принялись по-чухонски объяснять, перемежая объяснения немецкими ругательствами. Мат Дмитрий понял, но и только. Придется спросить у Эйно. Пожал плечами, сделал непонимающее лицо. Рыбаки поняли свой промах, начали разъяснять знаками.

Жили его люди откровенно плохо. Уж как были бедны крестьяне Нечерноземья, которых «обирали жадные феодалы» (что было только частичной правдой), но рыбакам было еще тяжелее. При чем Дмитрий понимал, что это совсем не показное. Ладно, лохмотья можно было надевать для сборщиков налогов (что с нас взять), жалкие хижины приходилось часто бросать, спасаясь от военных обоих сторон. Но голодный блеск глаз и изнеможенный вид понарошку нарисовать было невозможно. Ужас какой! Детей хотя бы можно было кормить получше!

А после обеда всерьез заняться домом. Тянуть уже дальше не куда, иначе окажешься у разбитого корыта с этой свадьбой. И совсем будет не до продовольствия.

– Пришли. Хотят поговорить. Если не будешь говорить – больше не придут.

И проблема заключалась не только в налогах и грабежах. Дмитрий и раньше видел «слабую производственную базу»: утлые суденышки – наспех и топорно сделанные лодки – долбленки и даже плоты. На таких далеко не уплывешь. Рваные сети тоже не обещали большого улова. Говоря языком ХХI века, производительность труда здесь была между офигенный и на грани обалденной.

Вопрос был актуальный. Старый, еще шведский барин брал у рыбаков три четверти рыбы, накладывал различные повинности типа право первой ночи и подводной повинности. Да еще