– Лично я не собираюсь делать ничего, – равнодушно ответил Оппи. – Во-первых, я не верю, что можно сделать хоть что-нибудь. И, во-вторых, потому, что я вижу, как эта проблема завладевает умами. Лучший пример – Силард. Солнечная опасность перерастает в одержимость, заставляющую людей игнорировать животрепещущие насущные проблемы. Если мы не сдержим гонку ядерных вооружений, то совершенно незачем волноваться из-за того, что случится через сто лет, потому что к тому времени на Земле уже никого не останется.

– Но кто-то ведь должен направлять усилия, координировать их… – сказал Раби.

– Силард изо всех сил продвигает на это место Теллера, – сказал Эйнштейн.

– Теллер! – воскликнул Раби. – Да вы шутите!

– Конечно, никто в Институте перспективных исследований – именно там, по мнению Силарда, следует сосредоточить усилия – не захочет работать с Теллером, – ответил ему Эйнштейн, – его даже не стали бы рассматривать в этом качестве.

Оппи однажды побывал в ИПИ. Это случилось десять лет назад, до войны, до взрыва бомбы – в более простые времена. Тогда это идиллическое местечко казалось нереальным, роскошным убежищем от реальности. Но сейчас? Буквально в прошлом месяце Нобелевскую премию по физике за 1945 год присудили Вольфгангу Паули; хотя за эти годы на работу в Институт приняли уже нескольких нобелевских лауреатов, но сотрудник института получил премию впервые.

– Нет, Теллер не годится. Я говорил с людьми; нам все равно нужен новый директор, поскольку нынешний уходит в отставку, и все сходятся на одной кандидатуре.

– Ну да, – сказал Оппи. – Конечно же. Рабби, вы годитесь, как никто другой. Вы же знаете, что я рассчитывал, что вы согласитесь стать моим заместителем в Лос-Аламосе, ну а с этим красивым жетоном, – он указал на нобелевскую медаль, лежавшую на полке, – ваш авторитет станет еще выше, хотя он и прежде был неоспоримым. К тому же…

– Nein, – перебил его Эйнштейн. – Nein, nein. Я тоже очень уважаю Раби, но речь идет не о нем, а о вас, Роберт.

– Я не хочу этим заниматься.

– Но вы лучше всех подходите для этой работы.

– Сомневаюсь, что с этим многие согласятся.

– С этим многие не соглашались, когда вы начинали работу в Лос-Аламосе, – возразил Эйнштейн. – Но теперь? Ни у кого не может быть сомнений в том, что вы лучший администратор научной деятельности в мире.

Услышать такую похвалу от Эйнштейна! Оппи с трудом сдержался, чтобы не расплыться в широкой улыбке.

– Не преувеличивайте. Все заслуги принадлежат работавшим там людям. С таким коллективом просто нельзя было не добиться успеха.

– Роберт, – сказал Раби, – вы никогда не отличались чрезмерной скромностью. Доктор Эйнштейн прав. Именно вы и никто другой нужны на этом месте. Вы, наверное, помните, что сказал о вашей прошлой работе Трумэн: «Величайшее в истории достижение организованного труда». И организатором были вы.

– Ну же, Роберт, – сказал Эйнштейн. – Вот-вот начнется новый год. Пора принимать решение: так решитесь же на это.

Они еще долго сидели втроем. Оппи встал и посмотрел в окно. Ночь на Манхэттене ничуть не походила на ночи на Горе военного времени. Ярко сияли уличные фонари и лампы в окнах; если бы сквозь тучи проглянули звезды, их просто никто не увидел бы за этим ярким светом.

Он думал о Теллере, о его странном интересе к немыслимо мощным взрывам, о том дне, когда он вошел в кабинет Теллера, о дне, когда началось все это солнечное безумие. На доске была расписана таблица идей Теллера по созданию нового оружия, в последней строке которой, в графе «способ доставки» было указано: «Во дворе». Человек, одержимый идеей разрушения в планетарном масштабе, вряд ли смог бы руководить комплексом мер по предотвращению подобных событий.

И еще Оппи думал о Троице, столь связанной с сегодняшним праздником, мимолетно – о христианской версии Бога Отца, Сына и Святого Духа и, конечно же, об индуистской Троице – Тримурти: Брахме-творце, Вишну-хранителе и Шиве-разрушителе. И еще о троих, находившихся в этой комнате; пусть их нельзя было назвать святой троицей физиков, но уподобить троим рождественским волхвам – уж точно. И больше всего он думал об испытании «Тринити» – троица, о том, как Солнце впервые упало на поверхность Земли. Он вспомнил пришедшие тогда ему на память слова, которые четырехрукий Вишну использовал, чтобы убедить сомневающегося царевича Арджуну исполнить свой долг, свою обязанность, взять на себя роль, для которой он был рожден.

Отныне…

Отныне я…

Отныне я есмь…

Оппи легонько встряхнул головой и опять посмотрел в окно; по краям, вдоль рамы, бежал орнамент морозных узоров.

Нет, не я. Не один.

И не смерть. На сей раз нет.

У него за спиной, невидимые в данный момент для зрения, но не для сознания, сидели величайший из физиков со времен Исаака Ньютона и близкий доверенный друг Оппи, к которому он не единожды обращался за советами.

Его сердце забилось сильнее. Он повернулся – к ним, к себе, к будущему. Что ж, ладно. Хорошо.

Он произнес твердо, убежденно и – да, черт возьми, да; он снова собирался быть в центре внимания – с воодушевлением:

– Отныне мы еси жизнь, спасители мира.

Глава 26

Миссис Оппенгеймер произвела на меня впечатление сильной женщины с сильными убеждениями. Настоящий коммунист должен быть очень сильной личностью.

Джон Лонсдейл, начальник службы безопасности Манхэттенского проекта

– Нет. черт возьми, нет! Хватит! Я не поеду.

Китти Оппенгеймер стояла, как в раме картины, в дверном проеме главной спальни их манхэттенских гостиничных апартаментов. Пока Оппи был в гостях у Раби (где неожиданно увиделся и с Эйнштейном), Китти с детьми предавалась нью-йоркским рождественским развлечениям. Ну а сегодня детьми занималась мать Китти, приехавшая на поезде из Пенсильвании. Она повела их смотреть динозавров в Музей естественной истории. Сейчас Китти широко расставила ноги для устойчивости, но ее все равно пошатывало. Оппи надеялся, что теперь, когда они находились на 7000 футов ниже, чем в Лос-Аламосе, спиртное будет не так сильно действовать на его жену. О, она вполне могла бы справиться с пристрастием к выпивке – она могла справиться с чем угодно! – но им обоим было легче жить, если она постоянно пребывала в легком подпитии.

В отличие от многих других Китти хорошо переносила климат Лос-Аламоса; они же как-никак не раз проводили отпуск в Перро-Кальенте, неподалеку оттуда. Но Олден-Мэнор в ИПИ был бы заметным шагом вперед по сравнению с Бастьюб-роу и даже их виллой с красной черепичной крышей здесь, на Игл-хилл в Беркли.

– Проклятье, я ведь тоже ученый, в конце концов! – яростно выкрикнула Китти.

Оппи заставил себя сдержать резкий ответ. Да, Китти действительно окончила институт и даже прикоснулась к науке в качестве лабораторного