Лишь Павлуша ответил улыбкой тайному дознавателю. Самойлов занял место во главе стола и приступил к завтраку.

– Тетушка! – вдруг раздалось за столом. – Что вы делаете?! – Глебов упрек заставил Федосью Васильевну застыть с куском бисквита в руках.

– А что я делаю? – удивилась старуха.

– Вы же едите бисквит с тараканами!

– Как с тараканами?! – воскликнула барыня и принялась брезгливо рассматривать кусок, который только что готова была употребить в пищу.

Павел прыснул, и даже Полина не удержалась от улыбки. Не было за столом Якова Петровича, а потому некому оказалось указать Глебу на его грубость.

– Голубчик, это правда? – обратилась старушка к дознавателю из столицы. – У меня в булке таракан?

– Да нет, сударыня, вам показалось, это изюм. – успокоил ее Иван.

Новый персонаж появился в столовой – секретарь нес на подносе утреннюю почту для барышни. Самойлову думалось, что одного его объяснения, данного вчера, было бы достаточно для того, чтобы юный канцелярист понял, что и мышь в доме не может проскользнуть без его, Ивана, ведома. Что ж, если надо повторить, то он может и повторить:

– Милейший, – обратился он к секретарю. – Позвольте письма сюда. Сударыня, вы не будете возражать, если корреспонденцию сначала посмотрю я?

– Конечно, сударь, – с плохо скрываемым раздражением отозвалась Полина.

Матвей направился к Самойлову, учтиво склонился и протянул ему поднос. Тот кивком поблагодарил секретаря за усердие.

– Я так и думала, что это изюм, – сделала окончательный вывод Федосья Васильевна, решившись, наконец, откусить от злосчастного пирога. – Опять ты, негодник, издевался над бабкой! – покачала она головой.

Глеб между тем остался весьма доволен своим остроумием – великовозрастный балбес сиял, как начищенный самовар.

– Кстати, где твой отец? Надо его разбудить, – забеспокоилась тетушка.

– Матвей Андреевич, – обратилась Полина к секретарю, – пригласите Якова Петровича к столу.

Тот слегка поклонился и вышел.

– Ну, любезный, – обратилась Федосья Васильевна к тайному сыщику, который вот уже второй день и сам квартирует в доме покойного брата, и всех заставляет задерживаться в гостях дольше положенного, – вам удалось найти, кто украл завещание?

– Пока нет, но с вашей помощью надеюсь найти, вы же. не против?

Глеб заливисто расхохотался и сквозь смех произнес:

– А кто здесь может быть против? – он обвел собравшихся взглядом.

Действительно, вроде бы все заинтересованы в скором решении дела, но никакой помощи следствию не оказывают, молчат, подробностей не сообщают, а Яков Петрович так вообще к завтраку появляться не желает. Вместо него вон снова секретарь возник на пороге. Правда, что-то в его лице подсказало Самойлову, что не все так гладко и новый погожий день грозит обернуться очередной историей. Матвей, несмотря на сделанные неоднократно внушения, направился к Полине и шепнул ей на ухо несколько слов. Девушка нервно вскочила и выбежала из комнаты. Все бросились следом. В столовой осталась лишь старуха.

– Куда вы все ушли? В чем дело?! – беспомощно посмотрела она на дверь, а потом вновь принялась разглядывать бисквит, который в это утро заставил ее поволноваться.

Но что ее волнение в сравнении с тем потрясением, что испытали вошедшие в спальню Якова Петровича?! Старик как будто безмятежно лежал в кровати, но едва Иван откинул плотные гардины и солнечный свет озарил морщинистое лицо, все увидели, что глаза старика открыты, да только ничего уже не выражают.

Самойлов отыскал среди толпившихся в дверях слуг Егорку и приказал:

– Срочно за лекарем!

Матвей, оказавшийся у изголовья кровати, скептически усмехнулся:

– Вы хотите его воскресить?

– Нет, – тихо, но твердо ответил Самойлов, – но я хочу знать причину его смерти.

Лекарь приехал к обеду, осмотрел труп и вынес вердикт:

– Похоже, сердце не выдержало.

– Не выдержало чего? – поинтересовался Самойлов.

– Сильного волнения, – лекарь помолчал и многозначительно добавил: – Али еще чего-нибудь!

– Яд?.. – насторожился Иван.

– Ну и это исключить трудно, руки вон как застыли, стало быть, покойный мучился судорогами, перед тем как преставился.

Лекарь накрыл тело с головой простыней и направился к выходу. Самойлов последовал за ним, но вдруг увидел совершенно новые свечи в канделябре. Кто же и когда успел их поменять?

– Попробуй узнать, – обратился он к Егорке, – куда в этом доме выбрасывают мусор.

– А чего искать-то? – уточнил денщик.

– Свечные огарки.

Казалось, не успело еще смолкнуть эхо погребальных стихир под сводами маленькой домашней церквушки, как тишину ее разорвало новое «Последование мертвенное». Пока священник совершал обряд отпевания, Самойлов, стоя чуть поодаль, тихонько наблюдал за присутствующими. Все они были серьезны и скорбны, но как-то по-разному. Федосья Васильевна смотрела перед собой с полуулыбкой, словно Дух святой уже коснулся и ее, Полина крестилась с мрачным видом, но вполне владея собой, Глеб и Павел, погруженные в тяжелые размышления, были печальными и потерянными. Секретарь стоял дальше всех от Ивана. Казалось, он тоже исподволь оглядывает молящихся. Вот он вдруг поднял глаза на экспедитора, и взгляды их встретились. Оба напряглись от неожиданности, секунду изучающе смотрели друг на друга, потом Матвей отвернулся. Самойлов тоже сделал вид, что сосредоточен на молитве, а сам искоса продолжал наблюдать за молодым человеком. Тот, воспользовавшись всеобщим движением, когда родственники начали подходить ко гробу, тихонько приблизился к Полине и коротко шепнул ей что-то. Девушка кивнула. Тогда секретарь развернулся и вышел из церкви, не дожидаясь окончания прощания. «Господня земля, и исполнение ея, вселенная и вси живущие на ней», – провозгласил священник, после чего на гроб положили крышку и принялись заколачивать, а члены сильно уменьшившегося семейства направились к выходу.

Покидая церковь последним, Иван вдруг заметил, что каменная плита надгробия недавно усопшего хозяина поместья как-то неровно прилегает к основанию. Проводив Соловьевых взглядом, он подошел поближе и убедился – крышка действительно сдвинута. Образовалась щель в палец толщиной. В этот момент раздался громкий скрежет дверных петель. Самойлов бросился назад, но было уже поздно – тяжелые створки с шумом захлопнулись. Он услышал, как лязгнул засов.