– Вы уверены?

– Что вид был дурацкий? Абсолютно.

– Я не только об этом, обо всех приметах. Вы точно их описали?

– Бандероли я паковала совсем недавно, клиентов в тот день было мало. К тому же мне пришлось поспорить с ней. А еще она не взяла сдачу – больше пятидесяти рублей. Ну рубль, бывает, оставляют, ну два. А она, взяв квитанции, ушла. Я ее звала, чтоб забрала сдачу, но она махнула рукой и ушла.

– Скажите, что-нибудь особенное в той женщине заметили? Скажем, родинка, или шрам, или брошь. Может, пуговицы нестандартные...

– Нет, такого не приметила. Хотя... что-то меня тогда поразило, только я сразу и забыла. Мелькнуло что-то странное в ней, но меня отвлекли...

– Вика, умоляю вас, вспомните!

Она прикрыла глаза и потирала пальцами переносицу, однако усилия припомнить деталь или особую примету оказались тщетными. Девушка покачала головой:

– Извините. Что-то было у нее в руках или на рукавах, а вот что...

– Браслет? Кольца? Часы? – перечислял он.

– Нет, украшений вообще не было. Извините, я не помню.

– Жаль, – вздохнул Степа. – Если вдруг вспомните, то сразу звоните хоть среди ночи. Давайте я запишу номер.

Записав в ее блокноте свой номер телефона, Степа поспешил к Марии Федоровне:

– Пойдемте, все обошлось.

Город отличает одна особенность: что бы ни произошло, а жители уже в курсе. Уж неизвестно, откуда они добывают сведения, но добывают, обсуждают везде и всюду, разумеется, дают собственную оценку. Загадочные убийства в театре произвели ажиотаж и всколыхнули однообразную жизнь в городе. Молниеносно раскупались местные газеты в надежде, что там будут статьи на эту тему. А в газетах ни гу-гу.

Так и весть о загадочной смерти Виолина уже после полудня облетела всех служителей Мельпомены. Они перезванивались, делились тягостными впечатлениями и гадали – почему на театр напал мор, последняя это смерть или будут еще? Ушаковых отравили. И Галеева отравили. Как и отчего умер Виолин, известно не было, посему строились догадки. Аномальные события заставили призадуматься: вдруг следующим буду я!

Единственная, кто не знал о смерти Виолина, – Клавдия Овчаренко. К телефону она не подходила. Звонит и пусть себе звонит. Когда же звонки слишком долго не прекращались, она говорила в сторону аппарата:

– Нет меня. И не будет. Пошли все к черту.

Но во вторник, то есть завтра, придется явиться на репетицию. От этой мысли Клаву кидало в дрожь. У нее не было денег на выпивку, да и не покидала квартиру из страха встретиться с убийцей, мерещившимся во всех закоулках. Потому время проводила за единственным занятием – анализировала. Подобными выкрутасами Клава обычно не засоряла извилины. Анализ ей не давался и тогда, когда работала над ролями, она просто доверялась интуиции, играя как бог на душу положит. Но сейчас особый случай, ее жизни грозит смертельная опасность. Опухоль – хрен с ней, может разрастись, а может и не разрастись. С опухолью люди живут годами. А вот когда тебя кто-то хочет убить сейчас, немедленно, тут уж все извилины работают на спасение, научишься и анализировать.

Думала Клава, думала и додумалась. А ведь у данного случая есть конкретный виновник, вернее, два. Клава прослужила на театре почти тридцать лет! Ничего подобного за это время не видела и не слышала. И когда же все смешалось в кашу? Когда все нормы и традиции испарились, когда актеры стали бояться общения друг с другом? Когда разобщенность в театре достигла предела, и без того копеечная жизнь превратилась в нудное исполнение обязанностей? Так когда это все началось? А с приходом Эпохи. И с победоносным восхождением на Олимп Юлика, которого в душе все презирают, Клава в том числе. Эти двое и довели обстановку в театре до того, что у кого-то поехала крыша... нет, кто-то ее просто потерял. Надо все менять! Срочно! Безотлагательно! Клава решилась на отчаянный поступок.

Завтра пойдет к заведующей культурой (к слову сказать, Клава до сих пор не понимает, как можно заведовать культурой, это же не овощная база). Впрочем, нынешняя зав. культурой полностью соответствует должности завхоза – жадная хамка. Даже почетные грамоты вручает, будто последний кусок хлеба от себя отрывает. А когда к ней обращаются за помощью работники несчастной культуры, она становится глухонемой. Итак, пойдет Клава к этой равнодушной гниде и заставит слушать себя. Во всеуслышание заявит, во всех коридорах Белого дома кричать будет, что Эру Лукьяновну надо снять!!! И Юлика гнать, гнать и гнать! Иначе в театре не останется ни одного актера. Причем живого. Но прежде Клава навестит Эру Лукьяновну, бросит ей в лицо все, что думает о ней, а там – трава не расти! Все, хватит, действительно докатились. Завтра Клава Овчаренко из овцы превратится в овчарку! Завтра она будет соответствовать своей фамилии. И интервью даст в газету... но в какую? Газеты в городе публикуют только то, что разрешают власти. А если к Карине обратиться?

Клава в возбуждении ходила по комнате, не решаясь набрать номер Гурьевой. Сама ведь когда-то приложила ручку, выгоняя Карину! И интервью уже давала в областную газету да на телевидение. Юлик тогда режиссировал – что и кому говорить. Клава старалась. В своей пламенной речи никого не забыла: ни Гурьевых, ни Ушаковых, всем досталось, мол, такие и растакие, саботируют работу, бездари и т. д. А после сидела у телевизора, смотрела на себя и водку пила, чтоб проклятая совесть не шебуршилась. Вот как бывает. Теперь неловко просить помощи у Карины. Но кто-то же должен помочь! Сама она не справится.

Клава уговаривала себя, что Карина человек порядочный, тогда была выше грязи, наверняка и сейчас поднимется над ситуацией. К тому же ей представится возможность нанести ответный удар Юлику и Эпохе. Настолько была сильна жажда деятельности, что все же схватила трубку. Когда услышала голос Карины, начала, волнуясь:

– Здравствуй, Карина, это я, Клава...

– Какая Клава?

Ну да, они же года два не общались, Гурьева забыла ее голос.

– Это Клава Овчаренко. (Пауза. Карина, наверное, удивлена. Еще бы!) С моей стороны нехорошо к тебе обращаться... но... у меня есть к тебе деловое предложение...

– Я слушаю тебя, – сказала Карина. По ее тону нельзя было определить, сердится она на Клаву или давно забыла распри.

– Хочу дать интервью об обстановке в театре. Ты же слышала, что у нас творится. Всех убивает... кто-то. Я намерена рассказать правду о Юлике и Эпохе. Думаю, тебя должно заинтересовать мое предложение.

– Видишь ли, Клава, – сказала довольно дружелюбно Карина, – наша газета носит исключительно развлекательный характер. У меня сейчас нет проблем, но они появятся, как только мы опубликуем твое интервью. Скандалами я сыта еще с тех времен, поэтому подставлять своих работников, толкать их на безработицу я не могу. А что конкретно до меня, так я забыла, кто такие Юлик и Эпоха. Мне они неинтересны. Извини.