Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну и что, мне все равно.
— Тогда я сделаю так, чтобы тебе не было все равно. А как же Рейвенскрэг? Я думал, ты была готова пойти под венец с кем угодно, лишь бы остаться там.
— Нет, не с кем угодно, — зло ответила она. — И уж во всяком случае, не с тобой.
Он порывисто отвернулся от нее. Дамарис ликующе подумала о том, что ей все-таки удалось задеть его за живое. Они оба были так разозлены, что единственным желанием было сделать друг другу побольнее. Его взгляд упал на ее руку без кольца.
— А что ты сделала с кольцом и бриллиантами? Сдала в ломбард?
— Да как ты смеешь говорить такие вещи! — вспылила Дамарис, краснея от злости. — Я… я их оставила. — Она с самого начала собиралась рассказать ему, где именно были спрятаны драгоценности, но потом совершенно забыла о них.
— Вот как? И где же? — Он явно не поверил ей. И тогда она все рассказала.
— Какое ребячество!
— Ты всегда стараешься всячески это подчеркнуть, — обиженно воскликнула она. — Я не подхожу тебе. Я недостаточно светская, плохо образованная и… — тут она вспомнила слова Розиты. — Я не знаю, что такое любовь.
— Ничего, дорогая, это будет совсем нетрудно исправить. Я с огромным удовольствием всему тебя научу. — Он сказал об этом с улыбкой, но в его глазах таилась все та же загадочная усмешка, которую она так ненавидела. И когда он попытался обнять ее, она изо всех сил ударила его по лицу. На смуглой щеке остался четкий след от пощечины. Еще какое-то время Дамарис не видела ничего перед собой. А когда, наконец, он ее отпустил, то она замерла на своем месте, бледнея и дрожа от страха, прикрыв рот рукой и слыша совсем рядом тяжелое дыхание Марка.
— Боль так шутить не советую, — хрипло сказала она. — У меня довольно вспыльчивый характер.
Наступило продолжительное молчание, нарушаемое лишь скорбными криками чаек. Марк приходил в себя, а она изо всех сил пыталась унять дрожь в руках и ногах. Затем он холодно сказал:
— Извини, если я был груб, но ты выведешь из себя даже ангела.
— Ты хам, — беспомощно выкрикнула она, — а еще зарвавшийся проходимец, подлец и невежа!
Он одобрительно посмотрел на нее. У нее был такой же взрывной характер, как и у него самого.
— Согласен, — холодно подтвердил он, — пусть я хам и подлец, и ты меня ненавидишь, но наша помолвка все равно остается в силе. Так что, девочка, перестань рыпаться. Ты же сама с самой первой нашей встречи твердила о том, что наш брак — это именно то, что пожениться нам завещал твой дедушка, то есть мой покойный дядюшка, и что его воля для тебя священна.
У Дамарис задрожали губы.
— Он… он думал, что ты будешь заботиться обо мне.
— А я разве этого не делал? Отправил тебя на учебу в лучшую школу на континенте, да еще самолично приглядывал за тобой… — тут его губы тронула ироничная усмешка. — Даже в Вальмонде. — При упоминании об этом Дамарис досадливо поморщилась. — Не думаешь же ты, что я отпустил бы тебя одну с этой безмозглой вертихвосткой Селестой, не приехав лично убедиться в том, чем вы там занимаетесь?
Она негодующе вспылила.
— Да как ты смеешь обзывать ее! Если она и вела себя в чем-то не так, то это только потому что ты сам поощрял ее.
— Мы это уже проходили. Разве не ты подвигла ее на это?
И это тоже, разумеется, было чистейшей правдой.
— Если бы ты с самого начала играл в открытую, то в этом не было бы необходимости, — заметила Дамарис. — Я считала тебя просто назойливым ухажером, а я считала себя невестой кузена Марка.
— Которой ты все еще остаешься. — Она промолчала. Сидящий с ней рядом мужчина до сих пор ни в коей мере не ассоциировался у нее с образом Марка Триэрна, созданным ее воображением; она слишком долго жила с этой иллюзией, чтобы вот так запросто отделаться от нее.
В небе парил ястреб; было видно, как он камнем бросился на землю, настигая притаившуюся там добычу.
— Кречет, — с отсутствующим видом проговорил Марк, — и кажется, сейчас он собирается пообедать, — добавил он, в то время, как птица снова взмыла в небо, унося что-то в когтях. Дамарис невольно содрогнулась; Марк Триэрн тоже очень напоминал ей ястреба.
— Я просто уверена, что дедушка даже представить себе не мог, что ты окажешься таким… какой ты есть, — сказала она ему.
— Напротив, он прекрасно это себе представлял. Ведь я Триэрн, и, насколько, мне известно, наши предки тоже были далеко не святыми. Когда-то в стародавние времена они даже водили дела с мародерами, грабившими терпящие бедствия корабли, а эти ребята были способны на все. Так что я не удивлюсь, если выяснится, что твой любимый Рейвенскрэг был постороен и содержался на добытые неправедным образом денежки.
И снова Дамарис поежилась. Кто в Корнуолле не знал о мародерах, этих стервятниках морей, разграблявших потерпевшие кораблекрушения суда и нередко даже выбрасывая чудом оставшихся в живых людей обратно в море, чтобы обеспечить таким образом их молчание. Когда она была совсем маленькой, миссис Гарт часто рассказывала ей захватывающие истории об их приключениях.
— Ну да, флибустьерская таверна и все такое, — сказала она. — Тебе такое амплуа подходит, как никому другому.
— Большое спасибо за комплимент, но это нам все равно ничего не дает. Не понимаю я тебя, Дамарис. Мне показалось, что когда мы были в Вальмонде…, - тут он замолчал и нежно взглянул на нее, — Разве ты не испытывала тогда ко мне более нежных чувств?
— К Кристиану Тревору, — поправила она. — Но ведь на самом деле его никогда не существовало, не так ли?
Он отвернулся, и ей показалось, что он тихо выругался.
— Мне не нравится, когда меня обманывают, — продолжала она, — и вне зависимости от того, какими были твои намерения, ты меня обманул. Ты поиграл со мной — а потом бросил.
— Но ведь я же собирался снова подобрать тебя.
— А откуда мне было об этом знать?
— Неужели ты и в самом деле считала, что я вот просто так позволю тебе уйти из моей жизни? — спросил он.
— Да, — просто ответила Дамарис. — Я же не знала, что тебе нужен Рейвенскрэг.
— Хорошее же представление у тебя сложилось обо мне!
— Ты сделал все, чтобы заслужить его.
Он сидел неподвижно, мрачно глядя перед собой и кусая губы. Она разглядывала его профиль, его прямой нос, волевой подбородок и густые черные волосы. Дитя неудачного брака, которому было трудно дарить любовь и верить кому бы то ни было, потому что в свое время его любовь была отвергнута. Он никогда не просил ее о любви, но сможет ли Розита дать ему то, в чем он так нуждается? Тот факт, что она была одной национальности с его матерью и то, что и они давно знали друг друга, могла дать ей власть над ним, но ей почему-то казалось, что на любовь аргентинки он тоже не рассчитывал. Все, что ему было надо, так это утолить свою страсть, и ничего больше он от женщины требовать и не собирался.