пиром и питал к нему полнейшее расположение, приказал [ему выехать] в область Ташкент; казахским ханам и ташкентским ходжам с названным ходжою отправили милостивые [ханские] письма, халаты надлежащей ценности и арабских лошадей, дав срок двенадцать /148а/ дней и обнадеживши ходжу своими [последующими] милостями. Названный ходжа, обрадовавшись перспективою [получить должность] накиба, принял на себя поручение государя и выразил твердое намерение достичь [поставленной им] цели. Население Самарканда и бухарские войска успокоились и стали молиться о [ниспослании] счастья государю.

О СМУТЕ И БУНТЕ В САМАРКАНДЕ ВСЛЕДСТВИЕ ВОССТАНИЯ И МЯТЕЖА, ПОДНЯТОГО ЭМИРАМИ И ВОЙСКОМ ПРОТИВ ГОСУДАРЯ ВВИДУ ЗАХВАТА ВЛАСТИ НИ'МАТУЛЛОЙ ДАДХА, О РАСПРЕ ПЛЕМЕН НАЙМАН И САРАЙ, ОБ УВЕЛИЧЕНИИ ВОЛНЕНИЙ С ПОМОЩЬЮ ЖАЖДУЩЕЙ МЕСТИ ТИРАНИЧЕСКОЙ СУДЬБЫ.

Когда известие о злодействе калмыцких банд потеряло свою остроту и армия спокойно жила в Самарканде, те, у которых в головах всегда была страсть к вину, отправились по своему делу и занялись питьем бузы[244] и вина гордости.

Перепившись, они, как это бывает у бесчувственно пьяных, уже /148б/ перестали сознавать [все, что есть] от земли до небес и не различали небесной выси от земных пропастей. Под влиянием чрезмерного опьянения, как это бывает у таких людей, между несколькими человеками из племени найман и племени сарай возникло сильное побоище и жестокое пререкание; каждый схватился за шашку и кинжал. Распря дошла до того, что двое найманов были насмерть зарублены сарайями; несколько сарайев были ранены и упали на окровавленную землю. Найманы, видя двух своих соплеменников мертвыми, бросились к Ни'матулле дадха, требуя заступничества и громко крича. Ни'матулла был молодой, дерзкий и бесстрашный; недолго думая, он, подстрекнув и сагитировав отряды кунгратов и найманов вступить в бой с сарайями, приказал им вооружиться и в конном строю выступить против последних в отмщение за пролитую кровь своих. Получив известие об этом смятении и зле, /149а/ Ма'сум аталык пришел в изумление от выступления Ни'матуллы на такое злодейство. Он, обнаруживши свое величие и авторитет и сделавши коранский стих: *по милосердию бога ты кроток с ними[245], оправдывающим его собственное положение, — решил проявить терпимость [к этой смуте].

Стихи:

От дурного нрава происходит тоже дурное,

Почему исключается для тебя [возможность] смотреть в сторону злонравного?

Учтивость бывает одинакова с разумностью,

Легкомысленный же человек бывает полон злобы.

Племя сарай с великого ума стало кричать: “хотя двое найманов отправились в другой мир, но ведь и шесть сарайев тоже получили столь жестокие ранения, что, чего доброго, скоро поспешат во след ушедшим [к праотцам найманов]. Да еще вся эта лютость и буйство, проистекшие от найманов, достигли здесь очень серьезного положения. Мы, не можем больше выносить высокомерия и власти Ни'матуллы!” И стали напевно /149б/ читать [коранский стих]: *не возлагай на нас того, что нам не по силам![246] Ма'сум аталык от горести совсем поник и погрузился в глубокое раздумье. [Наконец] ему пришла такая мысль: “Ни'матулла [по существу] — глупый прохвост, мало знающий существующие обычаи, — зачастую в высочайшей аудиенции и на собраниях эмиров он противоречит старшим, проявляет по отношению к военачальникам дерзость и неуважение и выступает против них со словами, далекими от учтивости и от того положения, которое приличествует ему. И в такое время, которое явно неблагоприятно [для нас], если он оденет в кольчуги банду негодяев найманов и кунгратов и, ставши во главе их, придет, то, если мы выступим против него, я полагаю, огонь бунта еще больше разгорится и /150а/ возникнет такой пожар, который невозможно будет залить водою успокоения и который станет причиною; обиды государя, посрамляя войскам, и смуты среди народа. Если же в этом случае [с нашей стороны] будет проявлено притворное незамечание [действий Ни'матуллы дадхи], отнесенное за счет нашего страха [перед ним], то дерзость [этого дадха], пожалуй, еще больше проявится”.

Стихи:

Злой нрав, обосновавшийся в природе [человека],

Не уходит оттуда иначе, как со смертью [последнего].

Поэт говорит:

Двустишие:

Добрый народ и лето бывают щедры,

Злая же природа несет внезапную смерть.

Ма'сум аталык от подобных размышлений погрузился в пучину недоумения и в море обдумывания. Он рассказал своим друзьям эту страшную тайну. Присутствовавшие при этом молодые военные, услышав слова [Ма'сума] аталыка, как принято у этих людей, все в совокупности неожиданно закричали: “мы больше не можем терпеть бесчинства и узурпации власти этого дерзкого [Ни'матуллы]! В конце концов ведь он тоже сын одного из узбеков, потому что его отца звали Абдулкарим найман, так какое же у него может быть превосходство и предпочтение перед нами? Мы сами добивались такого дня, а теперь наступило такое время, /150б/ что государь [должен выбирать] между Ни'матуллою и нами и отказаться от него или от всех нас”.

Стихи:

Избери или одаренного [всеми] совершенствами друга, или жизнь,

[Ибо] одна комната не вмещает двух гостей[247].

Военная знать столько наговорила аталыку неприятных вещей, что у него заболело сердце. Нахмурившись, аталык приказал: “если тот глупец [Ни'матулла дадха], исцелившись от своего недостойного поступка, вернется в свое обиталище, то о всем этом нужно доложить государю. Если же [Ни'матулла] будет упорствовать в своем неповиновении, то тогда и вы, о мужи, отложите в сторону примирение с ним и беритесь за оружие и в том, что является его целью [т. е. в схватке], вооружитесь орудиями войны”. Словом, когда запылал огонь мятежа, появились волнения и возмущения. Между прочим, господь, — да возвеличится его имя! — все, что делает, того никто не знает. У государя под влиянием этого удивительного происшествия душа пришла в трепет; последовал /151а/ приказ, чтобы Абдулла хаджи кушбеги вместе с Хошхал катаганом, правителем Самарканда, взяли Ни'матуллу к аталыку, взошли бы через дверь извинения и погасили огонь мятежа. Кушбеги, во исполнение высочайшего повеления, вместе с Хошхал бием прибыл к Ни'матулле и то, что было им приказано государем, передали ему. Ни'матулла же, этот дерзкий бунтовщик, как неумудренный жизненным опытом, счел для себя бесчестием отправиться к аталыку. Он не знал, что:

Двустишие:

Всякий малый, вступающий в борьбу с большим,

Так упадет, что никогда [уже] не встанет.

И сколько эти два избранных [сановника] не упрашивали его отправиться к аталыку, этот малоумный не сдался на их убеждения. Этот невежда